Читать книгу "Доктор Джонс против Третьего рейха - Александр Тюрин"

— Что вы как мочалка на веревке, — спокойно сказал профессор. — Еще раз, пожалуйста.

Молодой человек попробовал еще раз — резко, в полную силу. Но почему-то опять промахнулся. Потеряв равновесие, он едва не кувырнулся через свой же столик.

— Что здесь происходит? — раздался удивленный возглас.

Дверной проем занимала туша декана.

Аудитория молчала.

— Итак, что происходит? — повторил вопрос декан. — Я спросил вас, доктор Джонс.

— Мы разбираем некоторые из ритуалов древних ацтеков, — как ни в чем не бывало сказал лектор. — Например, Танец Ветра — ритуал, в конце которого танцору отрубали сначала руки, затем голову.

— Я был в коридоре, ждал, что вы вот-вот закончите занятие, но потом решил зайти, — неприязненно объяснил декан. — Сожалею, если помешал. Когда освободитесь, профессор, зайдите ко мне в офис, неожиданно возникло очень важное дело.

Гость торжественно покинул помещение.

— Действительно, я вас слегка задержал, — лектор посмотрел на часы. — Сейчас закончим. Простой эксперимент, который мы провели с мистером Макроу, надеюсь, убедил вас, леди и джентльмены, в моих чувствах ко всем вам. Мне помогла нежность. Надеюсь также, что и преимущества бокса теперь не вызовут у кого-либо сомнений. Но все же хочу в заключение повторить вполне очевидную мысль. Вы, как я подозреваю, несколько превратно представляете себе работу археолога. Романтика наших поисков, друзья, совсем не в том, чтобы опередить всех и найти клад, а в том, чтобы опередить всех и найти истину.

Он возвратился на кафедру и надел очки.

— Ну что ж… Поздравляю всех присутствующих с началом учебного сезона. Рад, что вы успешно решили проблему оплаты обучения и проживания в кампусе. До встречи в следующий раз, господа.

2. СЕНТЯБРЬСКИЕ НАСТРОЕНИЯ

Истории бывают короткие — длиной в одну человеческую жизнь, и длинные — в одну бесконечную ночь. Истории бывают смешные, страшные и странные, добрые и злые. Наконец самое главное — они бывают достоверными и придуманными.

Эта история — настоящая.

В самом деле, что может быть естественнее? Был сентябрь. Ветреная чикагская осень, когда с Мичигана приносит по утрам гадкую муть, состоящую из остатков тумана, перемешанных с пароходными отрыжками, когда чудовищная громада Трибюн-тауэра прячется в тяжелом небе, когда даже особняки «Золотого берега» и негритянские трущобы «Бронзового города» объединяются в тщетных попытках стряхнуть струпья умершего лета.

1938 год. Тревожный 1938-й. Благодаря мучительным усилиям властей, Чикаго забыл кровавые беспорядки, случившиеся в День поминовения[3]год назад, когда рабочие «Рипаблик стил» сцепились с полицией. Благополучные, казалось бы, Соединенные Штаты Америки, едва оправившись от Великой депрессии, вновь неудержимо скатывались к кризису, вдруг перестав реагировать на «новый курс» президента Рузвельта. Окончательно погасла еле тлевшая мечта о грядущем Просперити.[4]Совсем недавно, в мае, Конгресс создал новую комиссию — по расследованию антиамериканской деятельности, — призванную заткнуть рты тем, кто тлетворно влияет на дух нации. В остальном же мире вообще черт знает что творилось. Страшная война в Испании, где немцы и итальянцы без особых проблем убивают испанских республиканцев; беспрепятственное вооружение вермахта; аншлюс Австрии Германией; захват Эфиопии итальянцами; претензии Германии на чешские Судеты; кошмар нанкинской резни, за которую прямую ответственность несет принц японского императорского дома; расчленение Китая японскими войскам и их вторжение на русский Дальний Восток, — и ни в чем германские и японские вояки не встречают противодействия западных держав. Скорее наоборот, англичане как будто поощряют немцев и японцев на дальнейшую агрессию…

И настроение у профессора Джонса было под стать времени года. Вернулся из экспедиции, потеряв двоих друзей, истратив чужие деньги, а привез только никчемную керамику да нефритового каймана. То есть практически вернулся ни с чем. Что может быть естественнее? Профессор Джонс был невезучим человеком — уникально, фантастически, неизлечимо невезучим. По крайней мере, сам он в этом нисколько не сомневался. И просьбу декана заглянуть в офис факультетского руководства он воспринял соответственно — с пониманием, с мудрым спокойствием. Очередная неприятность? Что ж, ему не привыкать.

Декан встретил его сидя. Впрочем, на мгновение приподнял тучное тело — вежливости ради.

— Откровенно говоря, — решительно начал он, — мне кажется, что вы даете студентам слишком уж спорный, непроверенный материал.

— Почему непроверенный? — возразил Джонс, без приглашения подсаживаясь к столу. — Уверяю вас, я объездил всю Месоамерику…

— Вот именно, доктор. Ваш курс составлен на основе собственных исследований. Когда вы намерены опубликовать их, чтобы все было, как положено?

— В течение двух-трех месяцев.

— Через два месяца я вынужден буду навести справки в университетской типографии, как вы выполняете свое обещание.

— Вы позвали меня, чтобы обсудить программу моего курса? — прямо спросил доктор Джонс.

— Что? — спохватился декан. — Ах, нет, конечно. Хотя, если снова быть откровенным, насчет вашего курса у меня есть определенное беспокойство. Вероятно, мне следовало бы поинтересоваться, сколько лекций вы намерены прочитать, прежде чем в очередной раз исчезнете.

Профессор Джонс грустно улыбнулся:

— До конца семестра в моих планах нет ничего, что могло бы вас огорчить.

— Хотелось бы верить. Знаете, мы тут здорово поволновались из-за вашей задержки, уже всерьез подбирали замену. Не сочтите за резкость, но сказать вам кое-что неприятное я все-таки должен. Видите ли… То, что прощалось вашему отцу, может не сойти с рук Джонсу-младшему, если вы меня правильно понимаете.

— Не нужно называть меня «младшим», — сдержанно попросил гость.

— Почему? — искренне удивился хозяин кабинета. — Боже мой, Инди, ну почему вы этого так не любите? Ваш отец — большой ученый, точнее сказать — был большим ученым, и я не вижу причин, которые мешают вам добавлять к фамилии гордую приставку…

— Джонса-младшего нет, — раздельно произнес гость, рывком встав. — Равно как и «старшего». Я — Джонс. Просто — Джонс. Послушайте, шеф, неужели меня вызвали ради того, чтобы отчитать, как мальчишку?

Декан также встал и застегнул все пуговицы своего пиджака.

— Собственно, вас вызвал не я. Меня просили передать, что вас срочно ждут у ректора. Пришли какие-то господа, очень похоже, что из полиции.

— Срочно, говорите? — хмыкнул Джонс. — Если ректор спросит, где я так задержался, я непременно перескажу ему наш разговор.