Читать книгу "Таинственное исчезновение - Ирина Глебова"

Старая нянька Василия жила в аккуратном зимнем флигельке в глубине большого сада. Сени пряно пахли травами, которые пучками свисали вдоль стен. Уютная комната, перегороженная широкой печкою словно на две — столовую и спаленку. Кружевные вышивки, горшочки с цветами, коврики на полу… От старушки, живущей здесь в покое и довольствии благодеяниями своих хозяев, следователь услышал все больше о том, какие славные и добрые люди ее баре, да о детстве Васеньки. Казалось бы, ничего полезного нет в этих воспоминаниях. Но у Петрусенко уже появилось предчувствие, что — ох, не простое дело досталось ему, и корни, возможно, уходят далеко в прошлое. Он мог, конечно, ошибаться, но все же внимательно слушал рассказ о том, как поженились Артемий Петрович и Мария Степановна, как долго жили, не имея детей, как уезжал барин надолго по разным делам — богатство-то трудами дается, — а барыня тосковала, крестьянских ребятишек собирала, учила их грамоте, даже музыке. А потом родился сынок долгожданный. Он родился не здесь в Захарьевке, а в Вологодской губернии, откуда родом была барыня, и где жила ее мать. Вернулась, когда Васеньке исполнилось полгодика, нашли ему кормилицу, а ее, Степаниду, взяли в няньки. Она была из семьи дворовых людей 3ахарьевых, и хотя уже лет десять как крестьян отпустили на волю, продолжала служить при барском доме. Но когда сделалась нянькой барчука, жизнь ее изменилась — стала Степанида словно бы членом семьи. В своем мальчике души не чаяла, и Вася был к ней добрый, ласковый, как и его родители. Шалун, конечно, но так на то и дите! Вот только беда — разлучали их часто. Пока маленький — все больше на глазах, а как подрос — то учится в городе, то к бабушке в Вологду поедет. Степаниду с ним туда не отправляли, не нужна, видать, там была. Вестимо, родная бабушка за ним небось лучше няньки ходила. Судя по всему, очень любила внучка. И то: ведь родился у неё на руках.

Долго ещё рассказывала старушка, угощая Викентия молоком с мёдом, про маленького барина, ласковую хозяйку-покойницу, строгого, но доброго барина. Петрусенко терпеливо слушал всё, надеясь, что что-то из сказанного пригодится в нужный момент.

Навестил он также и конюшню. Могучего вида молодой ещё мужик с кудлатой бородой вывел к нему жеребца, на котором в тот роковой день уехал из дому хозяин. Воронок — чёрный, с белой полосой на морде и белыми «носочками» на передних ногах, был хорош. Похлопав коня по крупу, Петрусенко спросил, не был ли Воронок запотевшим, усталым, когда вернулся один домой.

— Не, барин, — блеснул зубами конюх, оглаживая коня, — спокойно пришёл, тихо. Думаю, недолго шёл, есть ещё не хотел, пожевал немного, без охоты.

Глава 3

Утром следующего дня, после легкого завтрака, Викентий Павлович выехал верхом по той дороге, по которой ровно неделю назад уехал в неизвестность Василий Захарьев и по которой два часа спустя вернулся его конь. Конюх, предупрежденный Петрусенко накануне, подготовил ему Воронка, поддержал стремя и подсказал, что жеребец резвый, но узды слушается мгновенно, а вот шпор не переносит.

Викентий был неплохой наездник и сразу понял, что конь под ним отменный. Солнечное теплое утро, дорога, а, вернее, широкая тропа, идущая вдоль зеленеющего поля по кромке леска, запахи трав, черемухи… Так бы ехать, ни о чем не думая, наслаждаясь…

Судя по рассказам жены, слуг, в день исчезновения Захарьев был в хорошем настроении, поездка считалась необязательной, он даже думал отложить ее, но потом сказал:

«Какое отменное утро. Прогуляюсь до Белополья, да заодно и дело сделаю, к посреднику заеду». Значит, размышлял Петрусенко, ничто его не тревожило, не угнетало, заранее планов он не строил. К посреднику не торопился, то есть, по пути мог решить еще куда-нибудь заехать. И тут что-то случилось. Или возникли новые обстоятельства…

Споткнувшись мысленно о слово «обстоятельства», Викентий почему-то вспомнил рассказ дворецкого. Что там говорил Василию умирающий отец? «Не повтори моей ошибки. Я виноват перед тобой…» Причем эти слова связывались с настойчивой просьбой жениться. Так может, ошибка и вина Артемия Петровича тоже была связана с его семейной жизнью? Другая женщина? Кто знает, но каким образом это соединяется с исчезновением Василия? Скорее всего, никаким… А интересно, знает ли Ксения Владимировна, что решение Захарьева-сына жениться на ней было выполнением предсмертной воли отца? Похоже, что не знает. Впрочем, может быть одно пришлось к другому: Василий и сам видел в ней нареченную, любил, знал, что девушка тоже его любит и никуда не денется, вот и не торопился. А тут смерть отца подтолкнула. Как знать?..

Так что же с тобой случилось, отставной уланский поручик, остроумный красавец, благополучный и богатый помещик? Жив ли ты?.. Какое-то чувство не давало Викентию представить, что Захарьев мертв. Остановив Воронка, он спрыгнул с седла, погладил коня по холке.

— Ах ты, славная зверюга! Ты последний видел своего хозяина. Ты знаешь больше других.

Воронок стал щипать траву. Петрусенко присел на прогретую солнцем кочку, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и жилет. Тепло, хорошо…

— Ну что, — сказал он снова коню, который, словно понимая, покосился на него черным глазом. — Если не можешь рассказать, так может хоть покажешь мне, как вы ехали с хозяином, где он тебя отпустил домой? Ведь с того дня ты из конюшни вышел впервые. А вдруг помнишь?

Викентий бодро встал, взялся за уздечку. Ему понравилась пришедшая в голову затея. Конечно, надежды мало, но все же. Кони существа умные, преданные. Легко вскочив в седло, он не стал управлять конем, хлопнул ладонью по крупу:

— Давай, дружок, иди сам. Показывай.

Понял его жеребец или нет, но пошел вперед, не торопясь, но и не отвлекаясь на молодую зелень вдоль тропы. Спокойно, с достоинством переступал он тонкими ногами. Тропа внезапно раздвоилась, но Воронок не колеблясь свернул вправо, и у Викентия дрогнуло сердце: «Надо же! А вдруг получится…»

Дорога заворачивала в лес, но не глубоко, по опушке, через чудные полянки, вышла к журчащему веселому ручью, пошла рядом. Потом ручей стал шире, превратившись уже в небольшую речку, и внезапно разлился озерком. Берега его заросли камышом и осокою, а рядом — Воронок вывез Викентия прямо на них, — стояли в несколько рядов ульи. Пчельник. И тут конь стал, опустил голову и принялся щипать траву. Но Петрусенко и сам бы остановил его, поскольку увидел на пасеке двух человек, хорошо знакомых: Сергея Никонова и околоточного Степана Матвеевича. Те тоже его узнали, пошли навстречу.

— Славно, славно, — сказал Никонов, пожимая ему руку. — А я часа через два думал наведаться в имение, узнать, как у тебя дела. Я-то свои почти закончил, собираюсь возвращаться. Поедем вместе?

— Пожалуй, — протянул было Петрусенко, но глянув на коня, спокойно пасшегося у озера, вдруг раздумал. — Нет, Сережа, я только до Белополья тебя провожу и вернусь. Не все еще мне ясно.

Он подошел к коню. «Похоже, друг, что воротился ты домой как раз отсюда. Или ошибаюсь? Эх, не скажешь ведь…» Воронок поднял голову, поглядел на него. И тогда Викентий, звонко шлепнув его по крупу, сказал громко и четко: