Читать книгу "Лесная смерть - Брижит Обер"

— Папа у меня работает в банке. Мама — библиотекарь. А я хожу в школу в Шармий. Мне уже семь лет. Хочешь, расскажу тебе одну интересную историю?

Я — в задумчивости — поднимаю палец. Семь лет. Вся жизнь у нее еще впереди. И подумать только: мне ведь тоже когда-то было всего семь лет; я тогда клятвенно обещала себе сотворить массу великих дел…

— Жил-был один маленький мальчик по имени Виктор — сын продавца из табачной лавочки. Он был очень злым; и вот, в один прекрасный день в лесу — где, между прочим, ему запрещали гулять — его настигла Смерть.

Что она такое плетет?

— Приехала полиция, но не нашла никаких следов. А потом, после Виктора, Лесная Смерть забрала Шарля-Эрика, сына той дамы, что работает на почте. Его нашли в кустах — он тоже был весь в крови. Приехала полиция, но не нашла никаких следов. Потом пришла очередь Рено. А вчера, на берегу реки, Смерть забрала Микаэля.

Девчонка, похоже, просто сумасшедшая. Ну придет же ребенку в голову выдумывать подобные истории! Опершись рукой на мое предплечье, она шепчет мне на ухо:

— А я-то знаю, кто их всех поубивал.

Что? И вообще — откуда она взялась? Где ее отец?

— Потому что я видела убийцу. Ты слушаешь меня?

Я поднимаю палец. А вдруг все это — правда? Нет, так думать — просто смешно. Должно быть, девчонка из тех, кто слишком много времени проводит у телевизора.

— С тех пор мне все время страшно. Поэтому я теперь плохо учусь, а они все думают, что это — из-за смерти Рено. Ведь Рено был моим старшим братом, понимаешь?

Я приподнимаю палец. У девочки просто патологически развито воображение.

— Когда это произошло с Рено, я все видела. Это случилось в маленькой хижине в глубине сада. Знаешь, есть такие детские хижины — из тряпок, с нарисованными окнами; Рено как раз там играл, и…

— Виржини! — вдруг раздается мужской голос, глубокий и мягкий. — Я ищу тебя уже четверть часа. Тебе же было сказано никуда не отходить от киоска. Надеюсь, мадемуазель, она не слишком вам тут надоедала? О, простите ради Бога…

Люди почему-то всегда извиняются, когда до них доходит, в каком я пребываю состоянии.

— Попрощайся же с дамой, Виржини.

— До свидания, мадам. Мы, между прочим, приезжаем сюда за покупками каждую неделю.

— Виржини! Хватит, пожалуй! Извините нас…

Голос у него молодой. Очень впечатляющий. Я сразу же представляю себе этакого высоченного мужчину с коротко подстриженными волосами, в джинсах и тенниске фирмы «Лакост».

— Что-то не так?

А это уже Иветта.

— Нет, нет; просто Виржини тут немного поболтала с мадам; надеюсь, она не слишком ей надоела.

Да, действительно: Виржини и в самом деле — самая ничтожная из возможных в моей жизни бед. Иветта что-то тихонько шепчет. Представляю, что она там ему рассказывает. «Чудовищный несчастный случай, и т. д. и т. п., полный инвалид, вдобавок лишилась зрения и способности говорить, просто ужасно и т. д. и т. п., такая молодая, а жених ее и вовсе тогда погиб; бедняжка, никакой надежды, со стороны врачей — полный пессимизм, все-таки жизнь — такая несправедливая штука…»

Виржини шепчет мне на ухо:

— Если ты будешь здесь в следующую субботу, я расскажу тебе продолжение.

— Ну ладно, идем! Скажи даме «До свидания».

Я хорошо представляю себе, как отец нетерпеливо тянет ее за руку, спеша поскорее избавиться от нас.

Иветта укладывает мне на колени пластиковые пакеты, в которых полно каких-то остроконечных предметов, прикрепляет их к ручкам коляски, и — вперед. На ходу она разговаривает со мной — она всегда так делает, вывозя меня на прогулку. К такого рода монологам она давно уже привыкла, и они нисколько не смущают ее. Рэйбо она сказала, что, по ее мнению, я прекрасно все понимаю. И это правда. Однако Рэйбо лишь посоветовал ей не слишком обольщаться и не строить иллюзий. И — бегом на серфинг! Мой случай в самом деле мало интересует его. Слишком удручающий. Единственным, кто проявил настоящий интерес к моей персоне, был нейропсихиатр из той больницы, где я лежала — профессор Комбре. Он — специалист по хирургии мозга. Через три месяца меня должны снова ему показать. Поэтому иногда я принимаюсь мечтать о том, что он решится-таки на операцию — ведь это мой последний шанс. Но как убедить его пойти на такое? Иветта болтает без умолку.

— И подумать только: они опять подняли цену на камбалу. Скоро свежая рыба будет доступна только миллиардерам. Я, конечно, понимаю, что вам глубоко наплевать на эту камбалу, но все равно — чистое безобразие.

Не знаю почему, но Иветта всегда обращалась ко мне исключительно на «вы». К моим родителям, в свое время, обращалась лишь в третьем лице, а я уже тогда была для нее «мадемуазель Элиза». Этакое ретро — кусочек прошлого века в современной действительности. Теперь она говорит о Виржини.

— Да, девочка на редкость хорошенькая. И отец у нее тоже — парень довольно симпатичный. Вполне приличные люди, сразу заметно. Малышка хорошо одета, чистенькая такая, вежливая. А он — очень элегантный: бледно-зеленая тенниска, чистые джинсы — по-современному элегантный, понимаете? Какая жалость, что к вам теперь никто не приходит. Я, конечно же, знаю: вам это наверняка не доставило бы никакого удовольствия, но все-таки… Вот так вдруг оказаться совсем одинокой… ах, все ваши друзья вас, можно сказать, попросту бросили. Что поделаешь; я не раз уже вам об этом говорила: теперешние люди способны любить кого-то лишь тогда, когда он им чем-то полезен.

Мои друзья… У меня никогда не было много друзей — на одной руке пальцев хватило бы, чтобы их пересчитать. И — как назло — все они живут не здесь: Френк и Джулия — в Париже; Сирила недавно перевели по службе в Гренобль; Изабель и Люк живут в Ницце — совсем рядом с моим дядюшкой. С тех пор как я познакомилась с Бенуа, я и с ними почти перестала видеться, а наши — тоже весьма немногочисленные — общие знакомые все живут в Париже. Сначала друзья звонили мне. Под воздействием шока, наверное. Как же: Бенуа погиб, я осталась калекой… А потом звонить стали все реже и реже. Впрочем, я хорошо их понимаю: все это, должно быть, очень тягостно, и они предпочли просто забыть обо мне.

— А я не забыла купить «Аякс» для мытья окон? — внезапно спрашивает Иветта.

Затем принимается вслух перечислять свои покупки. Я ее уже не слушаю. Я думаю о том, что рассказала мне малышка Виржини. Теперь, призадумавшись над ее болтовней, я вдруг во всех деталях вспоминаю историю, происшедшую с Виктором, сыном продавца из табачной лавочки. Тогда все только об этом и говорили. Его нашли задушенным неподалеку от канала. Случилось это, по меньшей мере, лет пять назад… А еще вспоминаю и второго мальчика — того, с двойным именем — мы еще обсуждали это с Бенуа. Кажется, его тоже задушили. Полиция тогда подозревала в содеянном одного из его родственников, однако, как выяснилось, совершенно напрасно. Но ведь такого рода вещи случаются довольно часто… О них обычно много говорят, но по прошествии некоторого времени забывают. Да, но этот малыш Микаэль? Похоже, я что-то слышала о нем совсем недавно? Кажется, не далее как вчера вечером, когда передавали новости? Непременно нужно послушать передачу новостей сегодня. Если, конечно, Иветта, как вчера, оставит меня в гостиной. Иногда она закатывает мою коляску в спальню и бросает меня там — словно куль с грязным бельем — до самого ужина. Считается, что я должна побольше отдыхать. Не пойму вот только — от чего. В таких случаях она включает обычно радио или магнитофон — какую-нибудь музыку. Роется наугад в моих компакт-дисках, решительно отвергая все, что кажется ей недостаточно гармоничным, и нещадно пичкает меня исключительно классической музыкой и исполняемыми на аккордеоне вальсами. Наверное, я уже не одну сотню раз прослушивала «Рикиту, прекрасный цветок Явы»: частенько мне очень хочется просто удавить эту Рикиту и растереть ее в порошок.