Читать книгу "Сорок правил любви - Элиф Шафак"

— Вы полагаете, что поступать правильно для вас — то же самое, что поступать правильно для меня?

Вопрос несколько смутил Эллу. Она вздохнула и потерла рукой лоб, словно у нее начиналась мигрень.

— Мама, я люблю его. Для тебя это что-то значит? Ты еще не забыла слово «любовь»? Стоит мне увидеть Скотта, и у меня сердце бьется быстрее. Я не могу без него жить.

Элла непроизвольно хмыкнула, хотя вовсе не собиралась смеяться над чувствами дочери. По непонятным для нее самой причинам она ужасно нервничала. Ссоры с Дженет у нее бывали и прежде, и бывали неоднократно, но сегодня у Эллы появилось ощущение, что она столкнулась с чем-то более серьезным, чем обычно, с чем-то ей до сих пор незнакомым.

— Мама, а ты сама когда-нибудь была влюблена? — спросила Дженет, и в ее тоне ясно прозвучал унизительный намек.

— Да перестань ты! Хватит витать в облаках и вернись на землю. Ты слишком… — Элла выглянула в окно как бы в поисках подходящего слова. — Ты слишком романтична, — в конце концов нашлась она.

— И что в этом плохого? — обиженно переспросила Дженет.

«И в самом деле, что плохого в том, чтобы быть романтичной? — мысленно согласилась с дочерью Элла. — С чего это вдруг меня стало это раздражать?» Не в силах ответить на возникшие в голове вопросы, Элла продолжала гнуть свое:

— Послушай, милая, ты в каком веке живешь? Вбей в свою юную головку, что женщины не выходят замуж за мужчин, которых они любят. Когда приходит время, они выбирают мужчин, которые будут хорошими отцами и надежными партнерами по жизни. Любовь — приятное чувство, но оно приходит и уходит.

Закончив говорить, Элла повернулась к мужу. Медленно, как будто он находился в воде, Дэвид сцепил пальцы и стал смотреть на жену так, словно никогда прежде ее не видел.

— Я понимаю, почему ты это говоришь, — сказала Дженет. — Ты ревнуешь к моему счастью и моей молодости. Ты хочешь сделать из меня несчастную домохозяйку. Ты хочешь, мама, чтобы я стала похожа на тебя.

У Эллы появилось странное ощущение тяжести в животе. Неужели она несчастная домохозяйка? Средних лет мамаша, пойманная в капкан брака? Значит, так дети воспринимают ее? И муж тоже? А друзья и соседи? У нее вдруг возникло чувство, что все втайне жалеют ее, и это чувство было таким острым, что у Эллы перехватило дыхание.

— Ты должна извиниться перед мамой, — сказал Дэвид, с мрачным видом повернувшись к старшей дочери.

— Да ладно. Не надо извиняться, — удрученно произнесла Элла.

Дженет искоса бросила на мать насмешливый взгляд, потом отодвинула стул, швырнула на стол салфетку и вышла из кухни. Почти сразу же за ней в полном молчании последовали Орли и Ави, то ли выражая солидарность со старшей сестрой, то ли наскучив взрослыми разговорами. Тетя Эстер что-то неразборчиво бормотала, дожевывая последнюю таблетку.

Дэвид и Элла продолжали сидеть за столом, ощущая опасную напряженность, которая повисла за столом. Элле стало не по себе: она чувствовала, что эта напряженность не имеет отношения к Дженет.

Схватив вилку, которую недавно отложил, Дэвид принялся с преувеличенным вниманием рассматривать ее.

— Должен ли я сделать вывод, что ты вышла замуж не за того человека, которого любила?

— Ох, пожалуйста, я совсем не это имела в виду.

— Тогда что ты имела в виду? — спросил Дэвид, не отрывая взгляда от вилки. — Мне казалось, ты любила меня, когда согласилась стать моей женой.

— Я любила тебя… тогда, — проговорила Элла не в силах вовремя остановиться.

— И когда же ты перестала меня любить? — бесстрастно переспросил Дэвид.

Элла удивленно посмотрела на мужа, как будто увидела его впервые. Когда я перестала его любить? Этого вопроса она никогда себе не задавала. Она хотела ответить, но не могла, не могла подобрать подходящие слова. В глубине души Элла осознавала, что тревожиться надо больше о них с мужем, а не о детях, но вместо этого они делают то, что у них всегда лучше всего получалось, — пускают жизнь на самотек. Рутина жизни побеждает.

И Элла заплакала, не в силах удержать привычную грусть, которая стала уже частью ее натуры. Дэвид со страдальческим видом отвернулся. Оба знали, что он ненавидит, когда она плачет, а она ненавидит плакать в его присутствии. К счастью, зазвонил телефон, спасая их от дальнейших объяснений.

Дэвид взял трубку:

— Привет… да, она рядом. Подождите, пожалуйста.

Элла постаралась взять себя в руки и заговорила так, словно у нее отличное настроение:

— Да. Это я.

— Привет. Говорит Мишель. Извините, что побеспокоила вас обоих в выходной, — прощебетал юный женский голос. — Но вчера Стив попросил меня связаться с вами, а я и забыла. Вы уже начали работать над рукописью?

— А… — вздохнула Элла, только теперь вспомнив о своих служебных обязанностях.

Ее первым заданием в литературном агентстве было прочитать роман неизвестного европейского автора, после чего предстояло написать пространный отчет.

— Передайте ему, чтобы не беспокоился. Я уже начала читать, — солгала Элла. Ей ни за что не хотелось, получив первое задание, разочаровать Мишель.

— Ну и отлично. Как он вам?

Элла помолчала, собираясь с мыслями. Она еще не прикоснулась к рукописи и знала только то, что это исторический роман, в центре которого образ знаменитого поэта-мистика Руми[2], считающегося, как сказали Элле, «Шекспиром исламского мира».

— Ну… он очень… мистический, — хмыкнула Элла, надеясь шуткой закрыть тему.

Однако Мишель было не до шуток.

— Правильно, — тусклым голосом произнесла она. — Послушайте меня. Возможно, вам понадобится больше времени на написание отчета, чем мы думали…

В телефоне послышались невнятные голоса, тогда как голос самой Мишель куда-то пропал.

Элла представила, как Мишель делает сразу несколько дел — проверяет электронную почту, читает отчет об одном из своих авторов, ест сэндвич с тунцом и салатом, полирует ногти — и при этом говорит по телефону.

— Вы слушаете? — спросила Мишель минутой позже.

— Да-да.

— Хорошо. Знаете, у меня тут сумасшедший дом. Я ухожу. Просто помните, что у вас три недели.

— Я помню, — резко произнесла Элла, стараясь казаться более уверенной в себе, чем могло показаться. — Я успею.

На самом деле Элла не была так уж уверена в том, что хочет оценивать рукопись. Поначалу она была нетерпеливой и самонадеянной. Ее волновала мысль о том, что она первой прочитает неопубликованный роман неизвестного автора и сыграет пусть незначительную, но все же некую роль в его судьбе. А теперь она сомневалась, что сможет сосредоточиться на предмете, столь далеком от ее собственной жизни, как суфизм и далекий тринадцатый век.