Читать книгу "Дом Судьбы - Джесси Бёртон"

запамятовала? Крещенский бал у Саррагонов. Тея, это чудо, что нас пригласили. Я ради этого обхаживала Клару Саррагон с самого Михайлова дня.

Тея смотрит на каменное лицо отца и решает рискнуть.

– Вам не нравятся эти люди. Зачем нам вообще туда идти?

– Потому что мы должны, – отвечает тетя и подходит к длинным широким окнам гостиной, чтобы взглянуть на тянущийся за ними канал Херенграхт.

– Но почему мы должны? – не сдается Тея.

Никто не отвечает. Тогда она решает разыграть последний козырь.

– Разве Клара Саррагон не владеет плантациями в Суринаме?

Атмосфера тут же накаляется. Тея знает, что ее отца отправили в эту колонию и сделали рабом, а в возрасте шестнадцати его привез в Амстердам ее ныне покойный дядя. Тее удалось услышать лишь одну историю о том времени из уст Корнелии – как амстердамские женщины сажали певчих птиц отцу на волосы, и этот образ всегда вызывал у Теи глубокую неприязнь. А в остальном настоящие знания о прошлом отца скрыты в колодце, который ей не раскопать. Где отец был до того, как оказался в Суринаме, как ему жилось в колонии, Тее неведомо. Отец никогда об этом не заговаривает. Его прошлое – пустота, столь же бездонная, как тишина вокруг ее белой матери, очередная невысказанность, что пронизывает их дом, словно туман. Отто Брандт с тем же успехом мог вылупиться из яйца.

Тея сыта по горло их молчанием. Всякий раз, напирая на Корнелию, Тея получает один ответ: «Я из сиротского приюта, – говорит Корнелия. – А твоего отца забрали из его первого дома. Такова наша судьба. Этот дом – наша гавань. Здесь мы живем. Здесь наше место».

Но что, если ей больше не хочется оставаться в гавани? Тея задается этим вопросом про себя, но никогда не набирается храбрости высказаться вслух.

– То, чем владеет или не владеет Клара Саррагон, не имеет к тебе никакого отношения, – сурово говорит тетя. На отца Теи никто не смотрит. – Не забудь. Сегодня, в шесть часов вечера. В наших лучших нарядах.

– В том, что от них осталось, – замечает Тея.

– Именно, – вздыхает тетя.

– Иди одевайся, Тыковка, – бодрым голосом произносит Корнелия. – Я поднимусь и помогу с прической.

Тея бросает взгляд на отца, который теперь смотрит в окно. Чувствуя легкий укол стыда, она разворачивается и оставляет семью изнывать в стенах гостиной. Поднимаясь по лестнице в полумрак верхнего коридора, Тея выбрасывает из головы бал у Саррагонов и свое небрежное упоминание Суринама и думает о единственно важном подарке на день рождения. Она будет счастлива увидеть, как Ребекка творит чудеса на сцене, но за нарисованными декорациями Тею ждет нечто более реальное. Любовь всей жизни Теи, смысл ее существования. Никакой унылый бал у амстердамской знати не испортит предвкушение встречи с Вальтером Рибиком.

II

К половине двенадцатого Тея и Корнелия уже уходят, кутаясь в шарфы и болтая без умолку, и Нелла остается наедине с Отто. Измученные завтраком, они вдвоем, уже одетые, возвращаются в гостиную, чтобы осмотреть руины своих прежних усилий. Дом кажется тихим и пустым, а Лукас, наевшись яиц, крепко спит, меховая подушка на подушке. Нелла оглядывает голые стены, скудный огонь в камине. Они не заботились об этой комнате многие месяцы, она слишком большая, ее трудно отапливать, и здесь слишком много твердых поверхностей. В конце декабря, когда замерзают каналы, дом пронизывает отчетливая отстраненность города.

Выйти на улицу – испытание на выносливость, дождь вымачивает шерстяной капюшон, ветер, словно ледяные пальцы, пробирается под одежду. Нелла мечтает о более светлых утрах, о не таких коротких днях, о том, чтобы спрятать свой поношенный меховой воротник в сундук до следующего года. После утреннего праздника от отборных дров осталось всего ничего, но огонь обычно нужен лишь на рабочей кухне и в спальнях. Нет смысла отапливать основную часть здания, большого и гулкого, потому что мебель проредили, а гобелены продали. У них есть запасы торфа, но запах от него ужасный. Нелла всем сердцем жаждет весны.

– Вряд ли мы устроим такое в честь ее девятнадцатилетия, – говорит Нелла. – Видел выражение ее лица?

– Ей понравилось, – возражает Отто.

– Нам нужно чаще показываться на людях, – меняет тему Нелла. – Заверять горожан, что здесь все идет своим чередом.

– Подобное представление становится утомительным.

– Прекрасно понимаю.

– Нам нужно быть гораздо благоразумнее с запасами, Нелла. Целый гульден на свечи из пчелиного воска?

– Мы отмечали ее день рождения, – говорит Нелла, избегая взгляда Отто, не желая признаваться, что поставила свечи для себя самой, в память о временах, когда дом был наполнен ароматом меда. – Помнишь, – осторожно начинает она, потому что Отто не любит ностальгировать, – как мы жгли розовое масло?

– Разве?

– Лучшее в городе, от торговца, который привозил его из Дамаска. Весь дом им благоухал. – Нелла умолкает. – Я не жалею. А может, жалею? – Она обводит стены ладонью. – Сейчас мы продаем картины, чтобы расплатиться с мясником.

Отто вздыхает. Нелла взбивает одну из оставшихся подушек, поднимая в воздух клубы пыли. Она сидит, положив подушку на колени, словно собирается ее побаюкать, обхватив ладонями резные львиные головы – украшение стула. В знакомые гривы вплетены листья аканта. Закрыв глаза, Нелла обводит пальцами деревянные морды и мысленно обращается к Богу – а еще, почему бы и нет? – к Афродите: «Пусть сегодня все получится. Пусть кто‐нибудь ее возжелает».

Она открывает глаза. Отто изучает ее взглядом. Неодобрительным.

– Я знаю, что ты не хочешь идти на бал, – говорит Нелла.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что находишь общество Клары Саррагон приятным?

– То, что я нахожу приятным, не имеет значения. Что касается Клары Саррагон, я буду избегать ее всеми силами. Мы туда идем ради Теи.

– Чтобы на нее пялились, чтобы о ней тайком шептались? Всю свою жизнь я старался, чтобы из моего ребенка не делали зрелище. А там сделают. И мы сами ее туда отправляем.

– Может, и хорошо, что люди ее заметят. Тея красива, образованна. Она заслуживает шанса.

– Шанса на что?

Нелла не осмеливается произнести главное слово: замужество. Отто смотрит в пустой камин, поджав губы.

– Ты не представляешь, каково это, когда тебя замечают, как меня, как Тею, – говорит он. – Все не так, как ты думаешь.

Нелла прикусывает язык. Амстердам – портовый город, полный разнообразия. Есть французы-гугеноты, прибывающие сюда, чтобы спастись от кровожадности католиков, – всегда прагматичный город оценил их ткацкое мастерство, они берутся за шелка, что текут сюда рекой с востока, и шьют красивую одежду, в которой расхаживают амстердамцы. Есть рабочие из Германии, Швеции,