Читать книгу "Лихолетье - Евгений Васильевич Шалашов"

отпрянул в сторону, заметив боковым зрением, что за спиной кто-то есть.

Древняя бабка, вооруженная ухватом, тыкала в лицо, норовя попасть в глаз. Перехватив ухват, пан подгреб старуху к себе и ударил рукояткой пистолета по седым космам. Череп противно хрустнул, а тело атаман отбросил на хозяина.

– Гдже тэрба? – напомнил он, вытирая оружие о чужую рубаху. Один из мальчишек вышел в сени и, притащив пустой мешок, бросил его под ноги пана.

– Сволота!.. – скривил губы Казимир. Маленький ублюдок нарочно принес мешок из-под муки! Упихав в мешок вывоженный в дерьме кунтуш и шаровары, пан сунул туда же портки с кладом. Вскинув мешок на плечо, Казимир попятился к двери, стараясь не показать виду, что ему не по себе от трех пар детских глаз…

– Ты нам еще встретишься! – по-взрослому пригрозил один из мальчишек.

«А ведь вырастут…» – подумал Казимир и остановился. Выпустив мешок, одним прыжком оказался возле детей и, выхватив саблю, начал отсчитывать удары: – Едэн! Два! Тшы!

Пан атаман выдохнул воздух, гордясь собой – понадобилось только три удара. Посмотрев на хозяина, залитого кровью собственных детей, Казимир рубанул того по лицу – едэн, два… На «тшы» клинок натолкнулся на кость, и рука сорвалась. «Пся крев!» – выругался пан, вспомнив, что собирался вчера наточить саблю, но так и не сподобился. Решив, что мужик умрет и так, атаман вытер оружие о штаны и вышел. Заглядывать в зимнюю избу, где наверняка осталось что-то ценное, не стал – пусть хлопы забирают…

На улице лежали трупы в нижнем белье. Атаман принялся считать мертвецов, но сбился. Не то пятнадцать, не то двадцать… Попадались и одетые. Не поленившись, остановил коня, чтобы рассмотреть – кому сегодня не повезло? Вон валяется один из сотоварищей – из груди торчит обломок палки. Там Феодор-конокрад с распоротым брюхом. У третьего головы вообще не было. «Чем это его?» – удивился пан, трогая коня. Четверо убитых – немного, бо добыча того стоила! Пришли бы позже, когда быдло проснулось, потери были бы больше. Под бабьи причитания из домов выносилось все ценное – мешки с зерном, бочонки с медом, тюки с холстами, сундуки с одеждой, оловянная и медная посуда – и укладывалось на крестьянские же телеги. Атаман не заметил, как доехал до середины села, где стояла деревянная церковь. Возле колокольни лежал хлопчик со стрелой в спине. Видимо, пытался ударить в набат, но не успел. У дверей храма свалены иконы, вывороченные из иконостаса, красная материя, праздничные ризы и церковная посуда. «Сребро! – приятно изумился Казимир. – Богатые хлопы!». Обычно в таких церквушках ризы на иконах были из меди, а дарохранительницы, потиры и прочая утварь – из олова и бронзы.

Двое разбойников держали за руки бородатого старика в черном балахоне – ксендза, то есть русского попа. Одноглазый запорожец время от времени бил попа в грудь, вминая в тщедушное тело наперсный крест, и спрашивал:

– Ну, долхохривый, уде золото? Уде гроши?

Старик, содрогаясь от ударов, стонал:

– Да нету золота. В позапрошлом годе молонья ударила, сгорело все. Два года всем миром собирали…

– О це ходжи? – спросил пан Казимир, приглядываясь к кресту. Нет, дрянь крест – медный…

Янош, почесав спину, ухмыльнулся:

– Сказывает, шо грошей у него нема. Брешет, небось?

– Брешет, – согласился пан атаман, хотя понимал, что старик не врет – бревна у церквушки свежие.

– Сгорело все, а иконы целехоньки? – усмехнулся тощий мужик в долгополом аглицком кафтане, зачем-то разводивший костер.

– Так спасли иконы-то, – попытался объяснить старик. – Матурка, пономарь, кого вы стрелой убили, да батька его, успели образа пресвятые вынести. Батька весь обгорел. А новые лики боярин Голицын приказал написать и храму пожертвовал.

– Пан поп, вы жадничаете… Прихожане у вас богатые – должны на помин души сребро да злато вносить, – укоризненно сказал атаман. – Яка шкода, что вы такой жадный. Господь заповедовал делиться с ближним!

– Бачил, шо вумный чиловек казал? – обрадовался казак, встряхивая священника. – Сребро уде сховал?

– И серебра нет… – выдохнул старик, обвисая на сильных руках.

– Ах ты, курва старая! – выкрикнул казак, принимаясь бить батюшку в лицо. Притомившись, устало вытер пот:

– Ну, поп, не хошь по-хорошему, зробим по-худому.

Старик, едва шевеля разбитыми губами, шептал:

– Да нету ничего, Христом-Богом клянусь!

– Упрямый дид, як осел, – с сожалением сказал запорожец и, дождавшись, пока разведут костер, выхватил из огня пылающую головню и поднес ее к бороде старика. Раздался сухой треск, запахло палеными волосами. Отведя огонь в сторону, повторил:

– Ну, дид, уде гроши?

– Да нету у меня серебра! Нету! – упрямо повторял старик.

– Ну, дид… – покачал головой казак и кивнул: – Давайте-ка, хлопцы!..

Разбойники ухватили старика под мышки, задрали ему рясу и сунули босые пятки в костер. Священник закричал так страшно, что атаман заткнул уши. Тощий мужик, принюхавшись, мечтательно произнес:

– Пахнет-то как скусно! А мы со вчерашнего дня не жрамши. Щас бы мясца жареного…

– Будит тоби мясцо, – пообещал запорожец, успокаивая соратника. – Щас тильки з дида гроши выбьем, и усе. Ну, уде гроши? Ах ты… Вмер, паскуда!

– Старый был поп, не сдюжил, – с сожалением сказал один из хлопцев.

– Та може, у нехо и грошей-то ни было? – предположил запорожец, почесав густую щетину на подбородке.

– Наверно, не было, – согласился пан Казимир.

– Но поспрошать надобно было! – ухмыльнулся казак и гаркнул на подручных: – Шо – дохлохо попа не видалы? Пишлы добро хрузить, да пийдим отседа…

С погрузкой добра пришлось немножко повременить, потому что на вопли старого попа сбежались люди. Откуда и взялись? Не иначе, с окраин, до которых руки не дошли. В стычке потеряли человек десять, а казаку едва не выбили поленом последний глаз. Все могло бы кончиться много хуже, если бы не герр Брюкман. Разбойники, поставленные в караул, разбрелись по деревне, оставив мушкеты. Немец, злой и неопохмеленный, но, в отличие от остальных, дисциплинированный, не бросил свой пост. Завидев крестьян с дрекольем, встретил их выстрелами из всех мушкетов, что лежали рядом. Оставшихся в живых загнали в церковь, ворота заложили жердями. Казак, поминутно трогая наливавшуюся дулю, хотел спалить этот сарай с крестом к бисовой матери! Черкас уже взялся за огниво, но герр Брюкман решительно схватил мушкет, заявив, что «Воевать с безоружными – не есть гут!». Неожиданно с ним согласился и сам атаман, решив, что оставлять село без мужиков никак нельзя. Иначе кто будет пахать и сеять? А сельцо еще пригодится.

Половину дня Казимир собирал соратников – кого стаскивал с бабы, кого отдирал от бочонка. Пан понимал, что после доброй драки хочется выпить, поесть и переспать с женщиной! Но атаман для того и нужен, чтобы заставлять подчиненных делать не то, что хочется, а то, что требуется! Перекинувшись парой слов с одноглазым помощником, атаман решил, что задерживаться для копки могил не стоит – селяне, когда будут погребать своих мертвецов,