Читать книгу "Несколько сведений из истории нравственного состояния духовенства от II по VIII в. - Алексей Петрович Лебедев"

месте, — обращаться для разрешения своих споров, исков и тяжб, так что суд епископский являлся обыкновенным для всех более важных случаев[13]; дела менее важные решались пресвитерами и диаконами. Днем судебных заседаний назначен быль второй день недели (понедельник)[14], чтобы в случае безуспешности примирения тяжущихся сторон в этот день, оставалось достаточно времени для окончания тяжбы до наступления воскресного дня, в который должен царствовать мир и не должно быть места несогласию. — В дикастерии или судебном помещении заседал епископ, а также пресвитеры и диаконы, в качестве его помощников. Тяжущиеся стороны являлись пред судом лично, согласно предписанию древнего иудейского закона; процесс быль состязательный и устный. Судья, епископ, обязан быль выслушать обе стороны, без чего приговор не мог состояться. При обвинениях исследовались степень доверия и доброе имя обвинителя в обществе христиан. Но одни нравственные качества истца, как бы они высоки ни были, не принимались за достаточное доказательство жалобы; нужно было представить двух или трех достоверных свидетелей. От этих свидетелей требовалось, чтобы они исполняли свой долг без гнева, скромно и прилично, со страхом ответственности пред Богом. Ложные обвинители и клеветники сейчас же подвергались наказанию. Язычники не допускались быть свидетелями на суде епископом. Заметить еще должно, что прежде осуждения исследовалась жизнь и репутация обвиняемого. После всех этих предварительных действий на суд, еще до произнесения приговора, употреблялось посредничество для примирения сторон. Эти обязанности исполняли обыкновенно пресвитеры и диаконы. В случае безуспешности этого посредничества, епископ постановлял приговор, который был произносим во имя Христа, как Верховного Судии[15]. Таким-то судом епископы судили мирян во II и III веке. Этому суду подлежало почти решительно все: и прежде всего гражданские иски, затем публичные и общественные проступки, как напр. убийство, святотатство и пр. Правила Апостольские знакомят нас с теми наказаниями, какие налагались на виновных в том или другом преступлении[16]. — Этим-то судом, о котором мы говорили, и злоупотреблял Павел Самосатский. Он выгонял с позором из дикастерии, кто не давал ему денег, взятки; за деньги оправдывал виновных и не оказывал справедливости потерпевшим и невинным.

Есть еще другое преступление, в котором обвиняется Павел Самосатский и которое без комментария остается тоже неясным. Вот это обвинение, о котором читаем в том же послании: «мы знаем, что епископ и все духовенство должны служить образцами для народа во всех добрых делах; но не безызвестно нам, сколь многие, введши к себе женщин, пали или подверглись подозрению. Поэтому, пусть он (Павел) и не позволял себе ничего непристойного, все же надлежало ему бояться происходящего отсюда подозрения, чтобы кого-нибудь не соблазнить или не увлечь к подражанию. Ибо как будешь на месте Павла выговаривать и внушать другому, чтобы он быль осторожен в обращении с женщиною, да не погибнет по Писанию, когда одну уже отпустив, имеешь — речь обращена к Павлу — еще двух цветущих и благообразных и влачишь их с собою, куда ни пойдешь, пируя и пресыщаясь с ними». (Евсев. VII, 30). Вопрос в том, о чем здесь речь: о прелюбодеянии ли Павла, или о чем другом? Если о прелюбодеянии, то почему так нерешительно и осторожно говорит соборное послание? Чтобы понять сущность дела, нужно взять во внимание особый обычай, возникший и существовавший в древней церкви. В древней церкви весьма рано появились представители аскетической жизни; они отправлялись от того положения, что церковь есть тело Христово и следовательно члены церкви должны отличаться высшей чистотой, и потому чуждались брака. — Такие воззрения встречаются еще в конце I-го века. Так возникли аскеты. Но они не остановились на безбрачии, как позднейшие монахи, а хотели разыгрывать роль людей высшего бесстрастия. Для этого они брали к себе на житье лиц женского пола и аскетического направления, проводили время вместе с этими последними, желая тем для себя и для других доказать, что их воля настолько крепка и неудобопреклонна ко греху, что сожитие с лицами другого пола для них неопасно[17]. Такое сожитие аскеты называли духовным браком. Другие из аскетов брали к себе на житье лиц другого пола под предлогом более простым и, по-видимому, невинным: они говорили, что их домашние дела не могут идти правильно без женского присмотра и заводили себе, как они выражались, супруг по духу. Замечательно, известный Тертуллиан нисколько не порицает этого сейчас указанного обыкновения. «Бери себе духовную супругу», — говорит он, но прибавляет: «пусть это будет лучше вдова, которой красота в вере, приданое в бедности и родовитость в возрасте». Другими словами: это должна быть вдова пожилая. «Вот прекрасный (духовный) брак», — восклицает Тертуллиан; «таких жен можно иметь даже несколько, — замечает Тертуллиан, — и cиe приятно Богу»[18]. Так рассуждал карфагенский учитель. Но беда в том, что аскеты старались брать себе подруг не постарее, а помоложе, и не чуждались того, чтобы иметь несколько таких подруг. Такие лица женского пола имели различные наименования, их называли: γυναῖκες συνεισακτοι[19], (т. е. женщины сводные, по-латыни — subintroductae, а также ἀγαπηταὶ, ἀδελφαὶ, или sorores; самих мужчин, сожительствующих так, чаще всего называли ἄνδρες συνείσακτοι. Указанный обычай встречался и среди еретиков, напр. Валентиниан, и среди церкви. — Рассмотрим, в чем выражалось сожитие аскетов с их духовными подругами — субинтродуктами и к каким следствиям вело.

Один из ранних примеров близких отношений лиц аскетического направления, обоего пола, приводится в известной книге Ерма, написанной около средины II века. В этой книге, в отделении «Подобия», ведется аллегорический рассказ о построении таинственной башни, в каком деле, по рассказу памятника, участвовали пастырь, далее сам Ерм и девы. «Однажды, — так рассказывает автор, — по окончании некоторых работ в башне, пастырь стал уходить, Ерм — тоже было хотел уйти с ним. Но пастырь сказал ему: «Не уходи, подожди, пока я приду». Ерм на это сказал: «Господин, что я буду здесь один делать». «Ты не один, — отвечал он, — все девы с тобою». «Господин, — сказал Ерм, — передай им меня». И он позвал их и сказал: «Поручаю вам его, пока приду». Итак, я остался один с теми девами, и они были веселы и ласковы со мною, особенно четыре, красивейшие из них. «Что же я буду делать», — сказал я себе. «Буду дожидаться пастыря до вечера, и если он не придет, пойду домой». Девы отвечали мне: «Ты нам препоручен и не можешь уйти от нас». Я сказал: «Где же я останусь?» «С нами, — говорят они, — будешь спать, как брат, а не как муж, ибо ты брат наш, и после мы будем жить с