Читать книгу "Мой маленький каприз - Натали де Рамон"

Я позвонила ей по дармовому телефону. Без подробностей насчет шкатулки и рассуждений о скачках. Насчет чести высокой аудиенции — все понятно, но какая вообще необходимость эмиру со мной общаться? Вполне хватило бы чиновников из министерства культуры. Она весело посоветовала:

— Отнесись к этому, как к приключению, детка. Держись официально. Не забудь про платок. Расскажешь потом. Целую.

Я посмотрела на шкатулку и, не удержавшись, снова раскрыла ее и достала чудо-ткань. Шелк заструился и засверкал в моих руках, игриво чуть пощекотывая пальцы золотыми ниточками вышивки. Палантин был огромен, наверное, метр на два. Концы украшала бахрома с золотыми бисерными бусинками. Такая красота была бы очень хороша, скажем, в качестве занавески на окне спальни или слегка наброшенная на плечи при декольтированном туалете — особенно с тем темно-зеленым платьем, в котором я получала премию Жюля Верна.

Выходит, эмир видел меня по телевизору в момент вручения премии? Или видел мои программы, где я тоже всегда в зеленом? Да ну… Делать ему больше нечего, кроме как смотреть детские познавательные программы французского телевидения! И не он выбирал для меня этот шарф, а какая-нибудь служба протокола. Просто зеленый — самый почитаемый у мусульман цвет, и тем подчеркивается особая ко мне благосклонность.

Я стала складывать палантин, чтобы убрать его обратно в шкатулку. Ткань отчаянно скользила в моих руках, словно нарочно не желая подчиняться. А вдруг эмир не поверил своим чиновникам и сам просмотрел мои программы, увидел меня, и я ему вдруг страшно понравилась, и он тоже ждет не дождется нашей встречи… Я как попало запихала палантин в шкатулку, налила в стакан воды.

Перед глазами стояло его лицо и его фигура. Это видение преследовало меня с того самого момента, когда перед поездкой, блуждая по Интернету в поисках информации о Рас-эль-Шафране, я впервые увидела его фотографии: настоящий восточный владыка, словно материализовавшийся из иллюстрации дорогого издания «Тысячи и одной ночи». Не из фильма, когда знаешь, что это загримированный актер, и даже знаешь его фамилию и подробности личной жизни, а именно с картинки из книги — сказочное существо, прекрасное своей нереальной идеальностью. От изобилия эмоций я тогда позвонила тетке.

— Ха! Понимаю! — развеселилась она. — Недаром же этот самый эль-шафранский принц Гамид еще лет десять назад занимал первые места в рейтинге мировых донжуанов, и немало папарацци поживились на съемке его экзерсисов. Странно, что ты его не помнишь. Тогда все девочки твоего возраста собирали его фотки и клеили на зеркала.

— Тетя! Десять лет назад мне было девятнадцать! Но даже в тринадцать я не собирала ничьих фоток и уж тем более не наклеивала на зеркало.

— Не обижайся. А что, правда в Интернете ничего нет о его былых амурных похождениях?

— Ну такого я как-то не искала. В основном все снимки и ролики если не посвящены международным встречам, то показывают его обычно на открытии какой-нибудь больницы, среди стариков при входе в мечеть, со студентами или в окружении сирот какого-нибудь приюта. И он всегда в национальной одежде.

— В дурацком халате и рубахе до пят, с тряпочкой на голове? Как думаешь, под рубахой у него есть штаны или нет?

Я промолчала.

— Детка, — игриво продолжила Марта, — его массмедиа наверняка стараются создать образ правителя мудрого и сердечного. А имиджмейкеры рекомендуют носить национальный костюм, дабы слыть патриотом и приверженцем традиций. Бедолага, раньше-то его обшивал один очень известный английский кутюрье, ох, забыла, как же его имя?.. Ну о-очень известный! Ты должна его знать! Кстати, этот портной за счет скандальной славы принца Гамида в гору-то и попер!..

— Тетя, какой бы славой ни награждала его желтая пресса, тем не менее, он все равно взошел на престол!

— Взошел. А что было делать, если из всей династии уцелел он один? Вот и рядится в национальный халат, чтобы не шарахнули экстремисты, как его старшего брата со всей семьей.

— Боже мой, правда?

— А ты вообще умеешь пользоваться Интернетом? Ну, детка! Ты меня просто поражаешь. Как будто с Луны. Это же было совсем недавно. Год, ну, может, два назад. Все массмедиа трубили только об этом! Как террористка-смертница в оперном театре пробралась в ложу, где на премьере была вся монаршая фамилия, и как всех их разнесло в клочья! Вот принц Гамид, которого в оперу-то медом не заманишь, и сделался эмиром, а так эдакого плейбоя в жизни бы к трону не подпустили!

— Марта, я не понимаю, что ты так на него взъелась? Что плохого он сделал лично тебе? Тебя послушать, так выходит, что лучше бы он тогда оказался в этой ложе и чтобы его тоже разнесло в клочья!

— Детка, нисколько я на него не взъелась. И не хуже тебя понимаю, что, пойди он тогда оперу, вокруг этого самого Рас-эль-Шафрана заварилась бы каша, может, и похлеще, чем с Ираком. А этот парень абсолютный европеец! Думаю, он вполне отдает себе отчет, что фанатики не собираются ему этого прощать и постараются прихлопнуть рано или поздно, сколько бы он ни рядился в национальный халат. Может, оттого и ходит в холостяках да по бабам — боится.

— Грустно, тетя.

— Детка, рассуждать о политике всегда грустно и скучно, потому я не стала журналисткой, а пишу любовные романы. Слушай! Хочешь, я напишу лавстори про европейскую тележурналистку и арабского принца? Чтобы все закончилось у алтаря под свадебные колокола? Хочешь?

Я хмыкнула.

— Марта, вообще-то у принцев принято жениться на принцессах, а не на журналистках.

— Ну, дорогая! На то и роман. Есть же масса вариантов — тайна рождения, например. Скажем, она и знать не знала, что на самом деле — настоящая принцесса. Или такой принц-конформист, которому плевать на монархические устои. Или даже совсем просто — в этой стране принц, прямо по закону, может жениться на ком угодно!

— А может, он лучше будет президентом?

— Нет! Про президента страшно скучно, потому что тогда надо обязательно много политики. А когда принц, то можно писать только про любовь. Когда принц — всегда сказка…

Наблюдая проплывающий мимо монотонный пустынный ландшафт, я допила воду и, машинально поискав глазами, куда бы пристроить пустой стакан, вдруг обнаружила, что пустыня проплывает только слева — туда я смотрела все это время, а справа от дороги — сплошная каменная высоченная стена.

Потом в стене показались очень красивые золоченые ворота. Машина свернула к ним. Они раздвинулись, машина въехала в арку, в конце которой разошлись еще одни ворота, лимузин миновал их, и среди удивительного по красоте парка вдалеке вырос сияющий белый дворец с куполами и башенками, уже знакомый мне по снимкам в Интернете.

Лимузин проехал по парку и остановился перед еще одной стеной и воротами с симпатичными павильончиками по бокам.

Нурали распахнул дверцу машины и заглянул внутрь.

— Приношу извинения, моя госпожа, но вы меня очень обяжете, если мы с вами пройдем детекторный контроль. Несложная процедура, как в аэропорту.