Читать книгу "Джони, оу-е! Или назад в СССР - Михаил Васильевич Шелест"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Зря ты так, Женя. Он любит тебя.
— Да ну вас, — махнул Женька рукой и пошёл в туалет, где закрывался часто, сидя на унитазе и читая-перечитывая журналы «Вокруг Света».
— Ты снова там до утра засядешь? — встрепенулась мать. — Ужинать будешь?
— Буду, — обиженно буркнул Женька. — Что, опять суп из пакетиков?
— Я только что, между прочим, с работы пришла, — обиделась мать. — Это вы тут бездельничали весь день. А мать горбатится на заводе, между прочим.
Я покраснел от стыда и скрылся в туалете.
— Во, бля, попал! — подумал я, усаживаясь на фанерный стульчак, выпиленный и покрашенный белой краской, кстати, Сашкой. — Дурдом, нафик! И за что мне такое наказание? Чем я провинился, что меня на исправиловку кинули в шестую палату?
Взяв самый свежий журнал, я увидел его обложке цифры «1972» и надпись «май». То, что на дворе лето, ничего не значило. Свежий журнал, конечно же у брата в комнате. Значит, это — одна тысяча девятьсот семьдесят второй или, накрайняк, — семьдесят третий год. Не успел ещё журнал хоть как-то растрепаться.
— Вот это номер, — сказал я, не имея ввиду выпавший у меня из рук журнал «Вокруг Света».
Полистав журнал, не задержавшись, впрочем, ни на одной публикации — взгляд скользил по тексту и картинкам, а мысли были слишком далеко — я вышел и, помыв руки, прошёл на кухню. Матери на кухне не было. На столе стояла тарелка супа с макаронными изделиями типа «звёздочка».
Поковыряв в тарелке ложкой, нырнул в холодильник и выудил оттуда маслёнку со сливочным маслом. Отрезав себе три ломтя обычного хлеба, намазал их маслом и, вприкуску, слопал тарелку супа. Налил себе ещё, съел, но остался голодным. В кастрюльке супа оставалось на одну порцию. Брат, скорее всего, ещё не ужинал. Та-а-а-к… Налил в большую кружку кипятка из чайника, плеснул туда вчерашней заварки, насыпал четыре ложки сахара. Резанул ещё хлеба. Да-а-а… На одну мамкину зарплату не разгуляешься.
— И угораздило мне попасть в неполную семью, — подумал я.
Про своего отца Женька ничего не знал, но его он никогда не видел. Однако знал, что и алименты от него мать не получала.
Паническая атака нахлынула на меня и я заметался по кухне, бесцельно открывая и закрывая дверки настенных шкафов, сделанных, кстати, Сашкой, и холодильника. Мать застала меня когда я уже в десятый раз открыл его, заглянул вовнутрь, и снова закрыл. Холодильник был новый, и назывался «Бирюса».
— Ты чего? — спросила мать.
— Радио слушаю, — сказал я, только сейчас заметив, что стационарная радиоточка вещает об успехах наших спортсменов на Мюнхенской летней олимпиаде.
— «У СССР уже тридцать две золотые, двадцать серебряных и десять бронзовых медалей…» — проговорил диктор.
— Ты, вроде, никогда спортом не увлекался, Женя, а надо бы. Вон какой худенький. Наверное в школе и во дворе все бьют?
Я фыркнул, но потом понял, что зря. Женькино естество и память, подтверждали слова матери. Я посмотрел на свои без грамма мышечной массы руки, а потом на перекладину кухонной дверной коробки, со стороны коридора имевшей удобную «полочку». За эту полочку хватался пальцами старший брат, когда подтягивался.
Я подошёл к двери.
Глава 2
Мать непонимающе посмотрела на меня и отшагнула назад в коридор. Я вошёл в проём, развернулся и, подпрыгнув, попытался вцепиться пальцами рук в импровизированный турник. Однако больная нога не позволила оттолкнуться со всей силы, правая нога предательски подломилась, пальцы царапнули «полочку», я ударился вывихнутым пальцем об пол и от болевого шока потерял сознание.
Я пришёл в себя минут через пять. Дома нашёлся нашатырь. Болела не только нога, но и голова, которая на ощупь оказалась перебинтованной.
— Ну, ты даёшь, брат, — настороженно хмыкнул Сашка-брательник. — Зачем же мать пугать? Она у нас одна. Это нас с тобой много, а она одна.
— Не болтай! — резко оборвала его мать. — Иди уже к себе!
— Ну, вот… То: «помоги, Саша!» А то: «Иди уже к себе!».
— Хватит! — крикнула мать. — Вы мне уже все нервы вымотали! Один — то ногу, то шею себе свернуть намерен. Дрогой издевается…
Она всхлипнула.
— Всё-всё-всё… Ухожу-ухожу-ухожу…
И Санька, пятясь задом, выполз из нашей с матерью комнаты. Я лежал на своём диване. Голова болела, нога сильно болела.
— Анальгину бы, мам. А лучше кетанова.
— Чего? Какого кетанова? Выдумал, тоже мне. Анальгин принесу. Что болит?
— Всё! — сказал я и заплакал.
— Ты что? Ты что? Женечка?
Я, услышав это её: «Женечка…», взвыл и заревел в полный голос. Нервы не выдержали. Я сто лет так не плакал. Рыдания перемежались воем, и почему-то словами: «Ай-яй-яй». Я захлёбывался соплями и слезами.
Мать тоже плакала, но скорее всего потому, что не понимала по какой причине плачу я. Сашка пытался нас вразумить, но я не то, что не слышал его, а просто не понимал его. Я вообще ничего не понимал. Голова разболелась так, что казалось, лопнут глаза. Потом во мне что-то щёлкнуло и я начал успокаиваться. Мне вдруг стало ужасно стыдно. Давно я так не плакал. Лет эдак двадцать, а то и больше.
— Шестьдесят лет мужику, а разревелся как десятилетка, — подумалось мне.
Я открыл глаза и увидел перед собой сорокалетнюю женщину. Осознав, что это моя теперешняя мать, я представил себя, которого видел в зеркале ванной комнаты и всё вспомнил. У меня даже боль прошла. Вспомнил, что я теперь снова двенадцатилетний пацан, который сегодня едва не утонул.
— А может и утонул, малец-то, — подумал я.
Его души или сознания в теле не чувствовалось. Ни разу ничего не шевельнулось ни в душе, ни в мозгах. А я, значит, каким-то образом из своего настоящего две тысячи двадцатого года, перенёсся сюда, в тысяча девятьсот семьдесят… Какой? Всё-таки, значит, семьдесят третий, раз в памяти Женьки всплыло, что ему, то есть мне, двенадцать лет. Вот так-то… Снова в школу, мать её…
— Всё мам. Дай анальгину, — сказал я грубоватым тоном. — Прошла истерика.
— Да? — удивилась мать, вытирая слёзы фартуком и поспешила к раскрытому
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Джони, оу-е! Или назад в СССР - Михаил Васильевич Шелест», после закрытия браузера.