Читать книгу "Три женщины - Лиза Таддео"

и они прячутся в своих раковинах на недели и месяцы, не давая о себе знать. Они охладевают и перестают звонить. А женщины ждут. Чем сильнее они влюблены и чем меньше у них шансов, тем дольше они ждут, надеясь, что он вернется с разбитым телефоном и разбитым лицом и скажет: «Прости, меня похоронили заживо, и единственное, о чем я думал, была ты, я боялся, что ты подумаешь, что я бросил тебя, но на самом деле я всего лишь потерял твой номер, потому что мой телефон украл тот тип, который похоронил меня заживо, и я три года рылся в телефонных книгах, пока не нашел тебя. Я не исчез, мои чувства к тебе не изменились. Ты имеешь право думать, что все это жестоко, непростительно, невозможно. Выходи за меня замуж».

Преступление, в котором обвинили того учителя, разрушило жизнь Мэгги, хотя у нее было нечто такое, что редко бывает у оставленных женщин. Она обладала властью, продиктованной силой ее возраста в сочетании с родом занятий ее бывшего любовника. Мэгги считала, что ее власть вполне законна. Но на самом деле это было не так.

Некоторые женщины ждут, потому что им кажется, что если они перестанут ждать, то все исчезнет. Объект желания становится для них единственным, и другого им не надо. Проблема может быть и экономической: ведь революциям требуется немало времени, чтобы докатиться до населенных пунктов, где люди больше интересуются рецептами из журнала «Сельская жизнь», чем статьями о том, как положить конец зависимому положению женщин.

Вот Лина – домохозяйка из Индианы. Ее много лет не целовали, но она не уходила от мужа, потому что у нее не было денег, чтобы жить самостоятельно. Поэтому она ждала, когда младший ребенок подрастет и она сможет выйти на работу, начать себя обеспечивать. А потом ждала, когда другой мужчина оставит ради нее свою жену. А потом она ждала еще чего-то…

Ветры перемен в нашей стране заставляют нас задумываться, кто мы есть в нашей собственной жизни. Часто ожидающие ищут одобрения своего поведения от других женщин. И тогда они получают право одобрять собственные действия.

А вот Слоун – спокойная и уравновешенная хозяйка ресторана, которая позволяла мужу смотреть, как она занимается сексом с другими мужчинами. Иногда они оказывались в постели втроем или вчетвером, но чаще всего муж наблюдал, как она имеет других мужчин – в видеозаписи или собственными глазами. Слоун очень красива! Муж наблюдает, как она занимается сексом с другими, а за окнами спальни разбивается о скалы океанский прибой… А вдали пасутся овечки соломенного цвета… Моя подруга, которая считает отношения «свингеров» достойными презрения, сочла, однако, историю Слоун жизненной и поучительной. А жизненность истории всегда заставляет нас сочувствовать ей.

Я думаю о том, что я – дочь женщины, которая позволяла мужчине каждый день мастурбировать, глядя на нее. Я думаю о том, что сама позволяла делать с собой. Все это было не столь отталкивающе, но тоже вписывалось в общую схему. Еще я думаю о том, как много я хотела от мужчин. И сколько из этих желаний было тем, что хотела от себя самой или, может, от других женщин. И как много из того, что я хотела от любовника, мне было нужно от собственной матери. Потому что множество услышанных мной историй показали, что женщины зависят друг от друга больше, чем от мужчин. Женщины могут заставить нас чувствовать себя неряшливыми, старомодными, распутными, нелюбимыми, некрасивыми. В конце концов, все сводится к одному – к страху. Нас запугивают как женщины, так и мужчины. Иногда мы так много думаем о своих страхах, что достигаем оргазма только наедине с собой. Мы притворяемся, что хотим того, чего вовсе не хотим, чтобы никто не понял: у нас нет того, что нам на самом деле нужно.

Моя мать боялась не мужчин. Она боялась бедности. Она рассказала мне однажды другую историю, и, хотя я не могу вспомнить точные обстоятельства этого разговора, помнится, она не предлагала мне сесть. Не было элегантных закусок и розового вина. Скорее так: на кухонном столе лежала пачка сигарет, окно было открыто, собака терлась о мои колени, часто моргая от сигаретного дыма. А мама надраивала салфеткой стеклянный стол.

Это был рассказ о жестоком мужчине, с которым она встречалась до знакомства с моим отцом. Мама употребила достаточно слов, которые меня интриговали и пугали одновременно. И «жестокость» было одним из них.

Мама выросла в очень бедной семье. Она писала в горшок, а потом протирала мочой веснушки, потому что считалось, что это ослабляет пигментацию. Вся семья – мама, две ее сестры и их родители – жили в одной комнате. Потолок в доме протекал, и вода часто капала маме на лицо, когда она спала. Она почти два года провела в санатории, борясь с туберкулезом. Ее никто не навещал, потому что никто из семьи не мог позволить себе такую дальнюю поездку. Ее отец работал на виноградниках и был алкоголиком. Младший брат умер в младенчестве, ему еще и года не было.

Со временем мама перебралась в город, но накануне ее отъезда, в феврале, заболела ее мать. Рак желудка. Ее положили в местную больницу, откуда она уже не вышла.

Как-то вечером повалил снег. Брусчатка стала очень скользкой. Мама была с тем жестоким человеком, когда ей сообщили, что ее мать умирает и может не дожить до утра. Жестокий мужчина повез маму в больницу через сильную метель. В машине они серьезно поссорились. В детали мама не вдавалась, но сказала, что в конце концов он попросту вышвырнул ее из машины – в темноту ночи, в пургу. Она смотрела, как исчезают огни автомобиля. Других машин на обледенелой дороге не было. Мама не успела – когда ее мать скончалась, ее не было рядом.

Я и сейчас не знаю, что мама имела в виду под словом «жестокость». Не знаю, избивал или насиловал ее тот мужчина. Я всегда полагала, что в ее мире жестокость подразумевала какую-то сексуальную угрозу. В самых мрачных своих фантазиях я представляла, как он заставлял ее заниматься сексом в ту ночь, когда умирала ее мать. Я представляла, как он сжимал и кусал ее. И все же мама оставалась с ним – это был страх перед бедностью, а не перед этим жестоким мужчиной. Она не могла вызвать такси и поехать в больницу. У нее не было ни сил, ни средств.

Примерно через год после смерти моего отца, когда мы научились проживать день без слез по нему, мама