Читать книгу "Хрущевка. Советское и несоветское в пространстве повседневности - Наталия Лебина"

Одновременно в систему архитектурно-строительного формотворчества входило понятие «среды» и ее границ.

Эти процессы можно наблюдать и в послевоенной истории СССР. Возведение типового жилья шло во всех регионах страны. Стандартные и сравнительно дешевые дома задумывались в первую очередь для разрешения жилищного кризиса. Однако в советской действительности бурная строительная эпопея совпала с попыткой построения коммунизма за 20 лет. В 1961 году появилась новая программа Коммунистической партии Советского Союза. В документе подчеркивалась особая значимость для будущих социально-политических и экономических преобразований воспитания «всесторонне развитого человека» со «здоровыми, разумными потребностями». И конечно, жилье играло не последнюю роль в осуществлении плана воспитания «достойных людей коммунистического будущего».

Согласно официальной советской статистике, в 1950–1960-х годах в стране построили 1205,2 миллиона квадратных метров жилья. Эта цифра впечатляет, особенно если перевести ее в квадратные километры. Сегодня в мире существует около двадцати стран, территория которых меньше 1205 квадратных километров. Среди них Мартиника, Мадейра, Доминикана, Бахрейн. Можно считать, что за 10–15 лет в СССР образовался новый своеобразный территориально-социальный организм. Здесь все подчинялось единому образцу: расположение улиц, домов, магазинов и учреждений бытового обслуживания, конструкция придворовых территорий, а главное – иерархия и структура жилья.

Локус бытования «нового человека» предполагалось стандартизировать до мелочей, что, как казалось, могло обеспечить успешное формирование «всесторонне развитой личности» коммунистического общества. В реальности все оказалось сложнее и противоречивее. Новое пространство нередко существовало по своим законам. И осознать это сегодня вполне возможно на практике, увидев действительные параметры типового жилья. Ведь оно, несмотря на предполагавшуюся временность, и ныне составляет вполне объективную и весьма объемную реальность. При желании исследователь может наблюдать ее, что называется, невооруженным глазом. А если повезет, как автору предложенной вниманию читателя книги, возможно просто поселиться в домах, возведенных в 1950–1960-х годах, и почувствовать их во многом преувеличенные недостатки, а также осознать невыявленные достоинства.

Строительство по стандартным канонам продолжалось в СССР до конца существования самого государства. Но особый интерес для детализации картины советской повседневности представляют пространства зданий, появившихся в годы оттепели. В то время в масштабе всеобщей десталинизации развернулся процесс деструкции сталинского «большого стиля» в архитектуре в частности и в обычной жизни в целом. Новое жилье играло огромную роль в преобразовании сталинского быта. Но ныне многие оценивают образцы массовой постройки 1950–1960-х годов лишь как скучные однотипные и неудобные жилища для «серого примитивного совка», приют лузеров и маргиналов. А в общественном сознании и коллективной памяти все эти здания ассоциируются лишь с термином «хрущевка», который в большинстве случаев употребляют в насмешливо-уничижительном смысле.

Книга, предлагаемая вниманию читателя, – попытка описать и осмыслить феномен массового типового жилья, появившегося в СССР во второй половине 1950-х – в начале 1960-х годов. Этот сюжет достоин создания большого фундаментального труда, который можно было бы назвать «Хрущевка: постоянность временного. Опыт толкового словаря». Но для этого следует объединить общегражданских историков и историков архитектуры. А пока, рассматривая внешний облик зданий, построенных в годы оттепели, формы их внутриквартирного устройства, предметное насыщение нового жилого пространства, можно попытаться показать изменения в жизни человека советского, связанные с общемировыми и европейскими тенденциями модернизации повседневности. В общем, рассказать о «хрущевке» как о парадоксе, сочетающем в себе элементы «советского» и «несоветского».

Текст написан в жанре научно-популярных очерков. Отчасти поэтому читатель не встретит в нем привычных ссылок. Тем не менее основа для рассуждений о «хрущевках» – широкий круг и традиционных источников, и разнообразной литературы. Об этом свидетельствует библиографический перечень, размещенный в конце книги. Хочется надеяться, что авторы исследований, важных для раскрытия проблем повседневности 1950–1960-х годов, разыщут себя в списке источников и литературы. В общем, используя лексику времен оттепели, можно сказать, что для написания очерков «задействованы» мысли «людей великих, средних и песика Фафика». Этот очаровательный герой будет периодически появляться в книге о «хрущевке» как выразитель слегка крамольных мыслей автора. А вообще-то песик «жил» на страницах польского журнала Przekrój с благословения его главного редактора Марияна Эйле. Фафик оказался автором немалого количества афоризмов. Их с удовольствием публиковали и в советской, довольно серьезной периодике, прежде всего «Науке и жизни», в годы оттепели. Пес был всегда краток, внятен и остроумен без злобной язвительности и политиканства. Вот, к примеру: «Сноб – это пес, блохи которого привезены исключительно из Лондона», или «Собака любит косточку – лозунг, придуманный людьми, которые предпочитают съесть мясо сами», или «Люди печальны, потому что им нечем повилять».

Кроме чувства юмора, песик Фафик обладал вполне практическим умом. Ныне, когда отечественное обществознание освободилось от цепких объятий единой (марксистской) методологии, перед исследователями открылась возможность применять в своих изысканиях самые разные теоретические постулаты. И это прекрасно! Но в ситуации глобального плюрализма, как правило, не находится места «методологии здравого смысла». Она, конечно, довольно приземленная, но ведь умеренный прагматизм еще никому не мешал, особенно в случае исторической реконструкции жилого пространства и его бытового наполнения. Именно в этом – важная роль «мыслей песика Фафика» при создании научно-популярного текста о «хрущевках». Простой, человеческий и часто сугубо женский взгляд (хотя песик Фафик, в отличие от автора книги, мужчина) – средство особой оптики при оценке качества жизни в пространстве типовых квартир. Удобно ли хозяйничать на маленькой кухне, комфортно ли пользоваться совмещенным санузлом, не сложно ли спать на кровати-трансформере, вкусно ли готовили в домовых кухнях – многие проблемы повседневности малогабаритного жилья и можно, и нужно оценивать с точки зрения здравого смысла современного человека. Он уже вполне информирован о преимуществах и недостатках квартир-студий, большинство из которых по площади уступают «хрущевкам». Сегодня привычной бытовой практикой стала интимизация жилого пространства с помощью легко собираемой дешевой мебели еще недавно работавшей в России компании IKEA, а также отечественных производителей. Наши современники хорошо понимают, насколько удобны для потребителя фасованные продукты и многочисленные заведения общественного питания, и одновременно критически оценивают пользу системы «быстрой еды». Сегодня понятно, что стиральные машины в собственной квартире хотя вещь и комфортная, но неспособная полностью заменить прачечные и химчистки. И это не следует забывать, оценивая преимущества домашней техники, которая получила распространение именно во времена оттепели.

Конечно, хочется найти для очерков о «хрущевках» особый стиль изложения и написать текст по возможности популярный, без особых терминологических сложностей. Возможно, кому-то язык книги покажется своеобразной смесью «французского с нижегородским». Но в данном случае «положение обязывает»: стандартное жилье в СССР в 1950-х – начале 1960-х формировалось под сильным влиянием именно французской архитектурно-культурологической традиции. Ну а ернический тон некоторых авторских сентенций – результат попытки проникнуться особым духом времен оттепели. Люди эпохи десталинизации называли это время «уморительным». Так думал, например, признанный петербургский поэт Владимир Уфлянд. В эпитете «уморительный»