Читать книгу "Эдуард III - Александр Дюма"

— А эта женщина обещала повиноваться вам? — спросил Робер.

— Не волнуйтесь. Бывают такие обещания, которые усмиряют самых строптивых. Через неделю она вернется с печатью вашего деда Робера Второго.

— Ну что ж, отлично, — ответил граф. — Богу угодно, чтобы нам выпала удача! Но я сомневаюсь.

— Почему же?

— Потому что мы уже трижды терпели неудачу и это дело кажется мне окончательно проигранным.

— Но что может случиться?

— Король может узнать, что документы поддельные.

— Кто ему скажет об этом?

— Эта женщина: она признается во всем в тот день, когда его светлость Филипп, чтобы заставить ее заговорить, пообещает ей то же, что обещали вы, дабы она вам повиновалась.

— Я никогда не видела вас столь осмотрительным, Робер, — не без презрения заметила Жанна, — и неужели вы больше не тот Робер, кого я знала? Зачем надо было множество раз браться за это дело, чтобы впадать в отчаяние теперь, когда у него больше всего шансов на успех? Разве вы забыли, что мой брат сказал мне: «Предоставьте одно, самое малое доказательство, и графство будет отдано вам»? Разве он мог открыто посоветовать мне подделать эти документы, если бы их не существовало? Нет. Но он дал мне понять, что не будет слишком щепетилен в отношении происхождения и подлинности документов, которые я ему передам. Ему нужно лишь одно: эти документы должны быть, и тогда он будет иметь право объявить, что считает необходимым смириться с очевидностью. Кстати, Робер, вы превратно истолковываете мои слова. Кто вам говорит, что этих бумаг нет? Эта женщина сначала отрицала, что они существуют, а затем пообещала мне отдать их. Отрицала, вероятно, потому, что хотела продать их подороже. Поступайте подобно мне, будьте уверены, что она отыщет в бумагах епископа Тьерри доказательства, необходимые нам, и ждите, — нет, я не скажу без страха, ибо такой человек, как вы, страха не испытывает, — ни на миг не сомневаясь в успехе этой попытки.

— Вы ошибаетесь, Жанна, я боюсь, — подойдя к жене, возразил Робер, — хотя и не за себя, ибо меня закалили борьба и война, а за вас и наших двоих детей. Ведь если короля рассердит эта ложь, а мы прекрасно знаем, что совершаем подлог, за вину супруга и отца он покарает жену и детей. Вот что меня страшит, Жанна.

— Но вы не правы, — упорствовала Жанна. — Король — мой брат, а вы один из тех, кому он обязан короной. В тот день, когда он захочет обрушить на нас кару, два голоса посоветуют ему явить снисхождение и заглушат голос справедливости: это голос крови и голос выгоды. Кстати, повторяю вам, что мы всего не знаем. Аррасский епископ умирает; он был советником графини Маго и любовником этой Ладивьон. Последняя наследует все его бумаги. Мы спрашиваем у нее, нет ли среди этих бумаг актов, подтверждающих наши права на Артуа, обещая щедро за них заплатить. Эта женщина отдает их нам, а мы выплачиваем ей вознаграждение. Бумаги подложные, но тем хуже для нее. В дело вмешивается суд, но наше право заявить, что нас обманули. Добиться этого совсем просто смогли бы никому не известные наследники, а уж тем более потомок Людовика Святого и сестра Филиппа Шестого.

— Ex labris feminae spiritus[1], как гласит Писание, — ответил Робер, — и да свершится воля ваша, Жанна.

— Прекрасно, ваша светлость. Будьте мужественны, и наступит день праздника для нас и жителей Артуа, когда мы вместе возвратимся в наше древнее графство.

Глаза Робера засверкали радостью при этом обещании, и начиная с того дня он больше не испытывал ни страха, ни раскаяния.

Вскоре вернувшаяся в Париж Ладивьон сообщила графине о своем приезде. Жанна сама отправилась к ней, ибо не желала, чтобы люди видели, как Ладивьон переступает порог ее дома, но направилась к ней как принцесса королевской крови, не желающая быть узнанной, то есть ночью, одна и скрыв под вуалью лицо.

Когда Жанна назвала себя, служанка открыла дверь и провела ее в комнату, где при свете свечи Ладивьон рассматривала какие-то бумаги.

Увидев Жанну, Ладивьон встала и сделала служанке знак удалиться.

— Что вам удалось сделать? — спросила графиня.

— Вот печать графа Робера, мадам.

И подала Жанне печать, которую та тщательно изучила.

— Но достать ее мне стоило большого труда, — продолжала она. — Сначала мне не удалось ее отыскать, но потом я нашла ее у одного человека по прозванию Орсон Кривой. Он сразу смекнул, что мне необходима эта печать, ибо запросил за нее триста ливров, а их у меня не было. Тогда я предложила ему в залог вороного коня, на котором мой муж состязался на турнире в Аррасе. Но человек этот, видно, в отличие от меня, не понимал, какая честь владеть таким породистым животным, и отказался. Поэтому я попросила у мужа позволения заложить свои вещи и оставила в залог два ожерелья, три шляпы, два кольца — всего ценностей на семьсот двадцать четыре парижских ливра. Только тогда Орсон согласился, и я тотчас вернулась в Париж.

— Хорошо, — сказала Жанна, бросив на стол кошелек. — Этих денег хватит, чтобы выкупить ваши вещи. Это все, что вы сделали?

— Нет, мадам, вот еще печать епископа Тьерри: я сняла ее с одного его письма… Она может послужить вам для тех писем, которые нам предстоит написать.

— Этого мало. Нужно узнать в Сен-Дени о пэрах того времени, когда составлялись акты, какие нам придется изготовить.

— Уже завтра я буду знать это.

— Кроме того, вам известно, что король Филипп всегда писал все свои письма только по-латыни, и, значит, надо будет, чтобы необходимый нам акт, подтверждающий наши права на графство Артуа, был написан на этом языке.

— Я знакома с капелланом из Мо, его зовут Тибо; он был очень многим обязан монсеньеру, епископу Аррасскому, и напишет нам по-латыни это письмо.

— Значит, все предусмотрено.

— Все, мадам, кроме того, что соизволит послать Господь.

— Молите Бога, чтобы он сохранил корону и здоровье его величества короля Филиппа! И если Бог исполнит вашу просьбу, людей вам уже не придется бояться.

Ладивьон сразу взялась за дело и действовала быстро.

По мере того как составлялись подложные акты, она передавала их Роберу Артуа. Она зашла так далеко, что даже требовала, чтобы их подлинность удостоверяли графологи.

Однако Ладивьон не могла сама их писать, а ее муж тем более не был на это способен. Поэтому потребовалось найти искусного человека, бедного и неболтливого.

Капеллан из Мо в признательность за услуги, оказанные ему епископом Аррасским, передал латинское письмо его мнимой вдове, посоветовав г-же Ладивьон обратиться к некоему грамотею по имени Прот, почти умиравшему с голоду и способному искусно исполнить все, что от него потребовали бы, ценой того, чтобы в часы, когда ему хотелось есть, он был накормлен.

Они призвали этого грамотея и для начала вложили ему в руки такой кошелек, о коем он уже давным-давно и не мечтал; в обмен он согласился на все, чего от него хотели.