Читать книгу "Все оттенки желаний - Марина Крамер"

– Господи, что это?! – шепотом спросила я, крепче ухватив Костю под руку, и он объяснил:

– Заинька, это же просто! Мастер заявил, что девушка принадлежит ему, а она в знак подтверждения согласилась на такую метку.

– Господи, бред! Ну а завтра у них разладится – и что? По жизни пойдет с этой надписью? Просто отлично! – У меня было ощущение, что я попала в параллельный мир, в котором все перевернуто с ног на голову, в котором люди живут по каким-то иным законам и правилам. Но самое ужасное, что Костя, кажется, тоже готов был стать частью этого мира.

Костя не разделил моих эмоций, зато как-то подозрительно посмотрел, и я, уловив суть, мгновенно показала ему средний палец, не особенно стесняясь публики. Он захохотал, но я почему-то не успокоилась.

Я не хочу об этом рассуждать – я не из тех, кто осуждает то, что ему лично не близко. Просто у меня свои табу, а у кого-то другого – свои.

И вот надо же было, чтобы именно сейчас к Косте подвалил его давний приятель и, оглядев меня, сообщил, что если вдруг он, Костя, захочет поставить на мне клеймо, то в его салоне – все буквально задаром! Костя вовремя почувствовал мое напряжение, взял за руку и отрицательно покачал головой, велев не связываться, а сам усмехнулся и, повернувшись к приятелю, бросил:

– Нет, Костик, на этой женщине ничего ставить нельзя, – и в его голосе мне послышалось сожаление.

Приятель отошел, а у меня вдруг так сильно испортилось настроение, что я уговорила Костю покинуть выставку.

Это было давно, еще в начале наших отношений. Сейчас я уже умею получать от этого определенного рода кайф, тем более что Костя практически ничем не злоупотребляет. Единственная его слабость – наручники. О, этого он не упускает – когда надо и не надо, мои руки оказываются скованными или скрученными веревкой. Он даже освоил японскую боевую технику связывания, точнее, ее адаптированный вариант для любителей бондажа – шибари. О, тут он мастер, каких поискать… У нас куча фотографий с результатами таких игр… Костя всегда вдумчиво и серьезно выбирает веревки, проверяя, чтобы они не травмировали кожу, не были излишне грубыми. Он вяжет узлы и постоянно заглядывает мне в лицо, стараясь понять, хорошо ли мне. Меня это раздражает, если честно. Мне хочется, чтобы он был более жестким, более безжалостным – это дало бы мне новые эмоции, и снимки выходили бы более экспрессивными, даже без лица, потому что и телом можно выразить огромную гамму эмоций… Но он не может, к моему глубокому сожалению. Я не знаю, откуда во мне такая страсть к проявлению жестокости в отношении меня. Но Костя порой так меня бесит своими телячьими нежностями…

* * *

У меня есть еще одна маленькая слабость, успешно заменившая мне в последние пару лет профессию. В силу сложившихся обстоятельств продолжать работу в адвокатской конторе, которую я создала и возглавляла в течение нескольких лет, я больше не могу. Контора отошла мужу, а я занялась тем, что умею и люблю давно, – аргентинским танго. Я приобрела небольшое помещение с довольно приличным паркетным залом, сделала там ремонт и открыла свой, пусть и маленький, клуб. Нашла тренеров, желающих зарабатывать на этом, а потом уже и ученицы подтянулись – те, кто по разным причинам в детстве не смог реализовать себя в танцах, но очень хотел. Состоятельные женщины от двадцати семи лет и до бесконечности. Дамы платят деньги моим парням за то, что те учат их танцевать и выходят с ними на конкурсы, которые довольно часто устраиваются в нашем городе. Клубов много, конкуренция есть. Я имею с этого определенный процент, который позволяет мне жить так, как я хочу, не прибегая к помощи мужа. Чем больше учениц – тем больше денег и у тренеров, и у меня как у владелицы клуба. Все просто.

Кроме того, эта работа позволяет мне периодически реализовывать свою страсть к танцу. Разумеется, ни о каких конкурсах речь не идет, но иногда на уроках тренерам требуется помощь в показе движений, и я никогда не отказываю. Кроме того, мой клуб имеет хорошую репутацию, а потому нас частенько просят подготовить какой-нибудь показательный номер для Дня города, например.

Особенно часто мне приходится работать со Славиком – молодым широкоплечим красавчиком с длинными кудрявыми волосами, во время тренировок собранными в небрежный хвост. Вячеслав чувствует во мне какой-то подвох и постоянно пытается понять, какой именно. Меня эти разговоры сперва приводили в ужас, потом злили, теперь же просто веселят. Мне на самом деле очень нравится отвечать ему полунамеками, томно закатывать глаза и многозначительно обрывать фразу на полуслове, оставляя какие-нибудь недомолвки. Он же постоянно старается прикоснуться ко мне – вроде бы случайно, краснея и извиняясь, но я-то вижу… Чаще всего я танцую именно с ним. У Славика животная сексуальность и мягкая пластика, в каждом движении чувствуется такая страсть, что дух захватывает. Юноша, правда, еще не особо умеет пользоваться своим даром, но кое-что уже понимает. Я так говорю потому, что вижу, как на групповых занятиях девушки-ученицы просто слюной исходят и радостно вспыхивают, если Славик выбрал кого-то из них в качестве партнерши. Но такое происходит только тогда, когда меня нет в зале.

Ко мне у Славика особое отношение. Ему ничего не стоит просто так принести мне цветок, купить шоколадку или пачку сигарет, проводить домой, если работали допоздна, а меня никто не забрал. Словом, это мало напоминает партнерские отношения. И надо ли говорить, как сильно бесится Костя, когда видит рядом со мной этого начинающего мачо…

В какой-то степени мне, разумеется, приятно внимание такого молодого мальчика, но я прекрасно понимаю и то, что это слишком большая ответственность. Мало ли что у него в голове…

* * *

– Заинька… я тут подумал… – по влажному от пота животу скользит его рука с тонкими нервными пальцами, заставляя меня содрогаться от воспоминаний и от предвкушения дальнейшего. – А ведь ты меня обманываешь…

О господи… ну, почему, когда пять минут назад все было так хорошо, непременно нужно убить все пустым трепом, а? Пять минут назад я извивалась в холодном поту от ощущения собственной беззащитности и беспомощности, когда ничего не видишь, не слышишь. Когда нет ни одного органа чувств, кроме кожи, когда не знаешь, что и как сейчас сделает Костя… Когда возбуждение уже такое, что, кажется, рассудок мутится. И теперь испортить все это банальной разборкой по надуманному поводу? О, будь ты проклят…

– Что опять? – Я недовольно открываю глаза и смотрю в помрачневшее отчего-то лицо Кости. – Не можешь без фокусов?

– Ты меня обманываешь, моя дорогая. У тебя что-то есть с этим мальцом в клубе.

Я начинаю хохотать, чем привожу Костю в состояние еще большей агрессии. Он сильно встряхивает меня за плечи, потом вжимает в подушку и шипит в лицо:

– Что смешного?! Что смешного я сейчас сказал?! Я прекрасно знаю, что у тебя с ним есть что-то, потому что ты сучка, как и все бабы!

– Убери руки, мне больно…

– Потерпишь! – Он бьет меня по щеке. – Почему тебе так трудно сказать мне одну-единственную фразу, только одну – «я люблю тебя, Костя»?! Почему, а?!