Читать книгу "Вчера будет война - Сергей Буркатовский"

– Вась, а вот скажи – тебе страшно было? Вдруг да у него револьвер бы оказался?

– Не. Не страшно. Ты б его видела – хлюпик такой, что соплей перешибешь. Вот бегает быстро, а так – кишка тонка. Одно слово – барчук. А потом – чего мне бояться? Это вон они пусть боятся.

– Ага. Пусть боятся. Вась, а ты скажи – война будет?

– Не знаю. Будет, наверное. Да и что с того? Мы же Красная Армия. Мы же – знаешь: «Но от тайги до британских морей…»

– «Красная Армия всех сильней». Все равно. Боюсь я за тебя.

– Да брось. Если война начнется, так их же собственный пролетариат…

– Да не про то я. Ты вон в городе служишь. Тебе, наверное, наша Некрасовка уже скушной стала. Останешься в городе…

– А не бойся. Даже если и останусь – ну на завод там или, может, в училище поступлю, в наше, в артиллерийское – так и ты приезжай. Вместе веселее. Батька мой тебе от колхоза направление на учебу выправит. Да и вообще…

– Ох, Васька… Да я б и приехала. Только… Только там же своих, городских девушек полно.

– Эх, Танюша! Да этим городским до тебя как… не знаю даже. Как Кольке Гостеву до нашего товарища полковника, вот. Да они тебе там все в подметки не годятся!

– Правда? А Колька все говорит, что ты, мол, в городе останешься, а про меня и не вспомнишь…

– Ну с Колькой я поговорю… Так поговорю, что мало ему не покажется… Я тебя в обиду никому ни в жисть не дам! Мне служить-то всего год остался. А там решим. Ты, Танюш, не бойся ничего. Никакие городские мне не нужны.

– Ох, Васенька…

* * *

Одним из пионеров телевидения в Советской России был известный русский изобретатель Лев Термен. Свою экспериментальную установку он демонстрировал кремлевской верхушке еще в 1926 году, до своего триумфального турне по Америке (злые языки утверждают, что научные разработки и концерты он благополучно совмещал со шпионажем в пользу советской разведки), по возвращении из которого в конце тридцатых годов он был арестован НКВД. С тех пор его судьба неизвестна.

С. Прайд. «История Телевидения». Сент-Питерсберг, 1982

Народный комиссар внутренних дел Лаврентий Павлович Берия выбрался из «Бьюика» и не сочетающимся с его плотным сложением быстрым, даже торопливым, шагом прошел в предупредительно распахнутую дверь неприметного особнячка возле Крестьянской заставы. Сухощавый человек в штатском по-военному вытянулся перед наркомом и лабиринтом коридоров провел его к высокой, крашенной белым двери. Щелкнул замок, дверь с неприятным визгом распахнулась.

– Смазать, – недовольно бросил Берия, проходя мимо штатского внутрь. Нет, это в голове просто не укладывается – столько народных денег вбухано в эту лабораторию, одного оборудования лучших зарубежных марок внутри тысяч на пятьдесят фунтов, а на копеечный пузырек масла для петель ни денег, ни времени не нашлось.

Худой остролицый человек с чаплинскими усиками, облаченный в прожженный паяльником и запятнанный канифолью лабораторный халат, подскочил с табурета у опутанного проводами стенда и обернулся к наркому. Уже открыл было рот, но Берия махнул рукой, прерывая возможные приветствия, и столь же быстро проследовал к стенду. Увиденное было… неприятно. Нарком не мог, конечно, видеть японских неприличных гравюр «хен-таи», не то громоздящаяся на стенде конструкция живо напомнила бы Лаврентию Павловичу чистенькую обнаженную девицу в объятиях какого-то обильно снабженного щупальцами неопрятного монстра.

Центральное место на стенде занимал небольшой, сантиметров двадцать в диаметре, плоский агрегат. Был он э-э-э… ладный, металлические деталюшки приводов с фигурными вырезами сияли, серебристый корпус, тоже на первый взгляд металлический, благородно отсвечивал под лампами. Даже там, где проглядывали электрические схемы, узор зеленоватой печатной платы напоминал тонкую вышивку серебряной нитью. Маленькие черные квадратики, вырастающие из этого узора, тоже были чистенькие и ладненькие. А вот провода в грубой изоляции, соединяющие этот приборчик с осциллографами да ламповыми блоками в металлической стойке, выглядели не просто чужеродно. Эти провода, сами по себе вполне обычные, просто резали глаз, подчеркивали полную нездешность аппаратика, его кристально ясную иномирность. Эта неправильность, какая-то абсолютная несочетаемость резали глаз, но одновременно не давали отвести взгляд, обладая нездоровой, постыдной привлекательностью. Он с трудом оторвался от зрелища и поднял глаза на человека у стенда.

– Гражданин народный комиссар…

– Короче, – махнул рукой Берия, – что же это такое, что вы потребовали моего личного присутствия?

– Это… устройство изъято сотрудниками органов у… предположительно, шпиона. Но дело в том, что…

– Какая-то… рация? – прервал говорящего Берия. – Сделано очень… аккуратно. Америка? Германия?

– В том-то и дело. Во-первых, на устройстве и его элементах очень странная маркировка. По-английски. Made in Taiwan. Сделано в Тайване.

– Тайвань – это…

– Это китайское название острова Формоза.

– Значит… Япония? – полувопросительно заметил нарком.

– В том-то и дело. На отдельных элементах маркировка Малайзии.

– Ничего не понимаю. Малайзия… Малайя? Это вроде бы Британия… Но… Как в этих богом забытых местах можно сделать что-то… такое? Впрочем… Маркировку можно поставить любую. Хотя бы и китайскую.

– Видите ли, гражданин народный комиссар… Я весьма неплохо ориентируюсь в уровне развития электротехники во всех ведущих державах… – Худой не лгал. Изобретатель первого в мире электронного музыкального инструмента, бывший эксперт НКВД, а ныне заключенный и сотрудник «шарашки» Лев Сергеевич Термен объехал со своим «терменвоксом»[1]весь свет и действительно ориентировался в этих вопросах.

– Так вот. К сожалению, с момента моего ареста я не владею свежей информацией, но… За эти три года совершить такой скачок просто невозможно. Во всем этом устройстве нет ни одной радиолампы. Принцип работы тут совершенно другой. Вроде как у детекторного приемника, но на качественно ином уровне. И за три года открыть новый принцип, разработать технологию и наладить производство (а здесь мы имеем именно массовое производство, посмотрите на качество штамповки и пайки) не смогут и двести гениев.

– Так что же вы хотите сказать? Что эту рацию сделали марсиане?

– Это не рация. Это… патефон.

– Что?!

– Это портативный электрический патефон. К счастью, он достался нам не сильно поврежденным. Вышли из строя только блоки питания, пара кнопок и усилитель сигнала. Это мы смогли восстановить… на нашей технологии. – Термен указал пальцем на массивную железную стойку, набитую радиолампами, трансформаторами и тому подобным хламом.