Читать книгу "Стеклянный дом - Ева Чейз"

скинула не все). Я выбрала кружевное винтажное платье цвета слоновой кости и туфли с Т-образным ремешком на подъеме, как у Кортни Лав. Мы танцевали свадебный танец под «Common People»[1] группы Pulp и ни за что бы не поверили, что однажды расстанемся. Но точно так же я бы не поверила, что эта улица так сильно изменится.

В то время здесь было дешево по меркам второй зоны, имелась кебабная забегаловка, жил местный сумасшедший, ругавшийся матом на фонарные столбы, и пышным цветом цвели наркопритоны. Двери домов были выкрашены в кирпично-красный цвет. Теперь они все в основном слякотно-серых оттенков. На месте кебабной обосновался цветочный магазин с раскрученным профилем в соцсетях, торгующий алыми георгинами. На улице подрастают как минимум пять девочек по имени Софи. Чуть ли не в каждом доме стоит соковыжималка. Если бы мы сейчас захотели купить наш дом, он оказался бы нам не по карману. Мы? Опять эти мысленные оговорки. Никак не отвыкну.

Я шепотом говорю «прощай». Весь месяц я потихоньку перевозила коробки из дома в свою крошечную квартиру, пока Стив был на работе. Теперь, когда работа окончена, я чувствую прилив воодушевления. Но сердце все-таки ноет. Его захлопнуть сложнее, чем входную дверь. Так много воспоминаний осталось в этом доме, словно солнечный свет, пойманный в банку: стена в ванной, на которой мы отмечали карандашом рост Энни; нежно-розовая роза, которую мы посадили на могилке Салатика – кролика Энни; папки с журнальными вырезками времен моей молодости, когда я писала статьи и крутость работы интересовала меня больше, чем достойная оплата. Теперь у меня не будет кладовки. И сада тоже не будет. И оплачивать счета придется в одиночку.

Стив продолжает называть это пробным расставанием. Когда я впервые заговорила об этом полтора месяца назад, он мне не поверил. Мы ели пасту с креветками в раздраженном молчании. Меня неделю не было дома, я работала на съемках каталога одежды для активного отдыха в Шотландии: сплошной вельвет, дрожащие модели и проливной дождь. Стив пропустил вывоз мусора – пункт A в списке его преступлений, – так что нам предстояло еще две недели жить с рассортированными отходами, а мусорное ведро и так уже было забито до отказа. Но на самом деле проблема была в другом. В нашем браке накопилось много слоев мусора (пункты B – Z).

Я смотрела, как Стив пальцами отрывает голову креветке, мурлыча себе под нос. Его лицо – темные брови с изломом, шрам на подбородке, заработанный в детстве при падении с велосипеда, – выглядело так знакомо, что я как будто совсем перестала его видеть.

– Ну что я опять сделал не так? – сказал он, не глядя на меня.

Я отложила вилку. Слова сами выскочили изо рта:

– Стив, я так… с тобой… больше не могу.

Прошло несколько секунд. Стив часто заморгал. Он ждал, что я извинюсь или спишу все на гормоны. Из колонок зазвучала «Perfect Day»[2] Лу Рида. В другой ситуации мы бы посмеялись над такой иронией. Но не в этот раз. Теперь казалось, что мы уже никогда ни над чем вместе не посмеемся.

– Но я люблю тебя, – ошарашенно выговорил Стив.

И в то самое мгновение – вечер, восемь одиннадцать на часах, девятнадцатое июня – я поняла, что он сказал это искренне, от всего сердца, но еще – что он просто не представляет своей жизни без меня, а это совсем не то же самое. Потом я подумала о нашей восемнадцатилетней дочери Энни, которая прямо сейчас, пребывая в блаженном неведении, отмечала успешную сдачу последнего выпускного экзамена где-то в Камдене. Подумала – и разрыдалась. Да что же я творю?

Любовь. Стабильность. Надежное пристанище. В ту самую секунду, когда Энни, мое бесценное сокровище, вошла в этот мир, я пообещала, что у нее все это будет. Я не тосковала об утраченной свободе, хотя вскоре после родов моя карьера съежилась, как кашемир в горячей воде. Я уже не могла уезжать надолго и работать до поздней ночи. Я была вымотана. Я растолстела, даже ноги опухли. Но тут уж ничего не поделаешь: при всем при этом я была глубоко, потрясающе счастлива – возможно, впервые в жизни. Все мои ориентиры сменились. Так что да, я решила, что обязательно стану хорошей матерью. Все остальное уже не имело значения. Я готова была отдать Энни все, что имела.

Ради этого я очень постаралась не думать о Лизе из отдела кадров – слегка за тридцать, блондинка с балаяжем, пролила свой «негрони» на мое лучшее платье от «Изабель Маран» на рождественском корпоративе у Стива – и (я уверена процентов на пятьдесят пять) о женщине, с которой он играет в паре в теннисном клубе. И о других, о существовании которых я смутно догадывалась в последние годы, но не могла ничего доказать.

Когда с самого детства приходится прятать в дальний угол то, что причиняет боль, – а для меня это все, что произошло много лет назад в одном лесу; те самые вопросы, заставлявшие мою мать резко останавливаться с таким лицом, будто у нее сердечный приступ, – со временем ты учишься мастерски отгораживаться от неприятных мыслей. И хранить секреты. Только вот оказывается, что секреты никуда не уходят. Как моль в гардеробе, они продолжают незаметно грызть изнутри, пока ты в конце концов не обнаруживаешь дырку.

В этом году Энни окончила школу, и я почувствовала, как у меня внутри неожиданно что-то щелкнуло. Как переключение скоростей на велосипеде: сначала странное чувство потери контроля, а потом все встает на свои места. Тихий голосок в голове зашептал: «Тебе сорок шесть лет. Если не уйдешь сейчас, то когда? И вообще, какой пример ты подаешь Энни? Она бы хотела видеть тебя счастливой».

Энни восприняла все иначе.

– Так ты все это время жила во лжи? Притворялась?! – возмутилась она, когда я сообщила новость, отчаянно стараясь подать все это как «осознанное расставание» в стиле Гвинет Пэлтроу (громко сказано, конечно).

Мне не хватило духу рассказать ей об измене Стива, поскольку это все взрослые проблемы и унизительная история лично для меня. И потом, это тоже не только причина нашего расставания, но и один из его симптомов. К тому же, несмотря ни на что, он всегда был замечательным отцом. Поэтому я сказала:

– Мы единодушны в нашей любви к тебе, Энни. Это самое важное.

Я не лукавила. Но, когда я попыталась ее обнять, она меня оттолкнула.

– Почему ты меня не предупредила? Знаешь что,