Читать книгу "Страхи мудреца. Книга 2 - Патрик Ротфусс"

Поначалу у меня захватило дух от ее голоса, потом — от ее музыки.

Но после первых десяти строк я был ошеломлен совсем по другой причине. Она пела о падении Мир Тариниэля. О предательстве Ланре. Это была та самая история, что я слышал от Скарпи в Тарбеане.

Но версия Денны была иной. В ее песне Ланре сделался трагической личностью, оклеветанным героем. Речи Селитоса оказались жестоки и безжалостны, Мир Тариниэль стал муравейником, не заслуживающим ничего, кроме очистительного пламени. Ланре был не предатель, но павший герой.

Многое зависит от того, на чем ты остановишься. Ее песня кончалась на том моменте, когда Селитос проклял Ланре. Это был идеальный конец для трагедии. В ее истории Ланре был оболган, не понят. А Селитос стал тираном, чудовищным безумцем, который сам вырвал себе глаз от ярости, что Ланре сумел его провести. Все это было ужасно, мучительно несправедливо.

И все же, несмотря на это, в песне были проблески красоты. Аккорды удачно подобраны. Слова красивые и запоминающиеся. Песня была очень свежа, и, хотя в ней хватало шероховатостей, я все же чувствовал ее очертания. Я видел, чем она может стать. Да, она будет влиять на умы. Люди будут петь ее и сто лет спустя.

Да вы ее, наверно, слышали. Ее почти все слышали. В конце концов она дала ей название «Песнь о семи печалях». Да-да. Ее сложила Денна, и я был первым, кто слышал ее целиком, с начала до конца.

Когда последние ноты растаяли в воздухе, Денна опустила руки, не желая встречаться со мной глазами.

Я сидел на траве, молча и неподвижно.

Вам это, должно быть, непонятно, — я объясню вам то, что знает всякий музыкант. Когда поешь новую песню — всегда нервничаешь. Нет, более того. Спеть новую песню — это серьезное испытание. Это все равно как впервые раздеться перед новой возлюбленной. Это деликатный момент.

Надо было что-нибудь сказать. Сделать комплимент. Высказать мнение. Пошутить. Соврать что-нибудь. Все, что угодно, только не молчать.

Но я не был бы так ошеломлен, даже если бы она написала гимн, восхваляющий герцога Гибеи. Это потрясение было чересчур велико для меня. Я чувствовал себя свежевыскобленным пергаментом, как будто каждая нота ее песни была ударом ножа, соскребающим слово за словом, пока я не остался пустым и бессловесным.

Я тупо смотрел на свои руки. Они по-прежнему сжимали недоплетенный венок из зеленой травы, который я принялся было вязать, когда началась песня. Это была широкая, плоская косица, которая уже начала сворачиваться в кольцо.

Не поднимая глаз, я услышал шелест юбок Денны — она шевельнулась. Надо было что-то сказать. Я и так уже молчал слишком долго. В воздухе повисло слишком долгое молчание.

— Город назывался не Миринитель, — сказал я, глядя в землю. Это было не худшее, что я мог бы сказать. Но сказать следовало совсем не это.

Пауза.

— Что?

— Не Миринитель, — повторил я. — Город, который сжег Ланре, назывался Мир Тариниэль. Ты извини, что я тебе это говорю. Менять имена — тяжелая работа. Размер полетит в каждом третьем куплете…

Я сам удивился, как тихо я говорю, как плоско и безжизненно звучит мой собственный голос.

Я услышал, как она изумленно ахнула.

— Так ты уже слышал эту историю прежде?

Я поднял взгляд на Денну. Она смотрела на меня горящими глазами. Я кивнул, по-прежнему чувствуя себя странно безжизненным. Пустым, точно выдолбленная тыква.

— Отчего ты выбрала для песни именно эту тему? — спросил я.

И этого тоже говорить не следовало. Мне до сих пор кажется, что, скажи я тогда именно то, что следовало, все обернулось бы иначе. Но даже теперь, после того как я размышлял об этом в течение многих лет, я не могу представить, что можно было сказать такого, чтобы все исправить.

Ее возбуждение мало-помалу угасало.

— Я нашла ее вариант в одной старой книге, когда занималась генеалогическими изысканиями по просьбе своего покровителя, — ответила она. — Ее почти никто не помнит, идеальный сюжет для песни. Вряд ли мир нуждается в новой истории про Орена Велсайтера. Я никогда не добьюсь цели, повторяя то, что уже перепевали по сто раз другие музыканты.

Денна с любопытством взглянула на меня.

— Я-то думала, что сумею удивить тебя чем-то новеньким. Ни за что бы не подумала, что ты слышал о Ланре.

— Слышал, много лет назад, — оцепенело ответил я. — От старого сказителя в Тарбеане.

— Ну и везучий же ты!.. — Денна в замешательстве покачала головой. — Мне-то пришлось собирать ее по кусочкам в сотне разных мест.

Она сделала примирительный жест.

— Точнее, нам с моим покровителем. Он мне помогал.

— С твоим покровителем… — повторил я. Когда она упомянула его, я ощутил проблеск эмоций. При том, что я чувствовал себя абсолютно опустошенным, злоба разлилась по моему нутру на удивление стремительно, как будто во мне костер разожгли.

Денна кивнула.

— Он себя воображает кем-то вроде историка, — сказала она. — По-моему, он метит на место при дворе. Он будет не первым, кому удалось войти в милость, пролив свет на судьбу чьего-нибудь давно забытого героического предка. А может, он пытается найти героического предка самому себе… Это объяснило бы наши усиленные изыскания в старых генеалогиях.

Она поколебалась, кусая губы.

— По правде говоря, — сказала она, словно решившись сделать признание, — я сильно подозреваю, что песня эта предназначается для самого Алверона. Мастер Ясень намекал, что у него свои дела с маэром.

Она озорно усмехнулась.

— Кто знает? В тех кругах, где ты вращаешься, ты, быть может, уже встречался с моим покровителем, и даже не подозреваешь об этом.

Я принялся лихорадочно перебирать сотни аристократов и придворных, с которыми встречался мимоходом за последний месяц, но мне было трудно сосредоточиться на их лицах. Пламя во мне разгоралось все сильнее и наконец охватило мою грудь целиком.

— Но довольно об этом! — сказала Денна, нетерпеливо взмахнув руками. Она отодвинула арфу и уселась на траве, скрестив ноги. — Ты меня нарочно мучаешь. Скажи, что ты думаешь?

Я смотрел на свои руки, рассеянно теребя плоскую косицу из зеленой травы, которую я сплел. Косица была гладкая и прохладная на ощупь. Я уже не помнил, как именно я собирался соединить ее концы в кольцо. Я слышал, как Денна говорит:

— Я знаю, там еще есть шероховатости! — в ее голосе звучало нервозное возбуждение. — Придется исправить то название, о котором ты говорил, если ты точно уверен, что оно правильное. Начало немного корявое, а седьмая строчка вообще кошмарная, это я знаю. Надо будет еще расширить описания битв и его отношений с Лирой. И финал надо сделать менее рыхлым. Но в целом как она тебе?

Когда она ее отшлифует, песня выйдет блестящая. Ничем не хуже той, которую могли бы написать мои родители. И от этого все выглядело еще ужаснее.