Читать книгу "Нескончаемые поминки - Полина Охалова"

дочь хлебом не корми, а дай походить по магазинам, торгующим разными прибамбасами и безделицами, которые обещают украсить и облагородить интерьер вашего жилища. Экономичные в языке финны называли все это Sisustus. Если попытаться по-русски сказать, то никак одним словом не обойдешься – даже таким универсальным как «фигня». Приходится по крайней мере еще и эпитет какой пристегнуть – фигня декоративная, например. Теперь, когда в семье завелись денежки, Катерина скупала этот сисустус в гомерических количествах. Кое-что из замечательных приобретений в нераспакованном виде лежало на полках подвальной кладовой. Последний раз Игорь, чертыхаясь, приволок на остров какую-то глиняную девицу, держащую на вытянутых руках пузатую вазу. Росту эта «баба с горшком», как назвал ее Василий, была неопределенного – для сада маловата, а для того, чтобы на полку поставить, великовата. Но запереть ее в кладовой Катя никак не согласилась, она пыталась всех убедить, что изгиб бедра у этой нимфы с амфорой необыкновенный, чудный – и только слепой этого не видит. Несмотря на то, что и Игорь, и Васька, и Ксения соглашались в этом случае со званием слепых и нечутких существ, Катя все же после долгих поисков нашла место для бедной девушки, и муж с сыном изощряясь в шутках над изгибобедрой глиняной красоткой, водрузили ее на подставку, от которой начинались широкие перила лестницы с первого на второй этаж. Катя была довольна: теперь любой человек не просто влачился вверх по ступеням, а приобщался к прекрасному, любуясь на пресловутый изгиб бедра. Правда обитатель крайней комнаты верхнего этажа, открывая дверь, непременно утыкался взглядом в глиняную попу, но счет таким счастливчикам пока не был открыт. На вилле жила обычно Ксения, довольно часто приезжала Катя, пару раз привозившая с собой приятельниц; коллеги Игоря однажды заезжали порыбачить и покупаться. Лето в этом году стояло теплое, для Финляндии, можно сказать, даже жаркое.

В чемодане, который тащил Васька, слава богу, оказался не сисустус, а в основном еда и вода. Гостей-то кормить будет кейтеринговая фирма за счет родных покойника, но ведь и самим надо что-то есть, и запас иметь на черный день. Ну да и вообще холодильник у тебя, небось, пустой —прозорливо отметила Катя.

Да, отсутствие на острове хотя бы завалящего сельмага создавало некоторые проблемы. Но до берега и ближайшего магазина было тридцать минут на моторке, а когда Ксения жила на острове одна или с вечно худеющей Катей, им много и не надо было. Даже хорошо, что не было соблазна по-быстрому смотаться за мороженкой или шоколадкой. Возле дома росла малина и смородиновые кусты, а к осени яблоки созреют, и мы их соберем и съедим, а не так как финны делают— сгребают свои яблоки в кучи, пакуют в мешки и выбрасывают или оставляют висеть на дереве, пока те не сморщатся от первых морозов. Катя спрашивала у своих немногочисленных финских знакомых – почему так, но они толком ответить не смогли.

Катя с Ксенией распаковали чемоданы, распихали еду в холодильник, консервы на полки в шкафу, белье в бельевую, декоративные красоты пока свалили в угол кладовой, разогрели в духовке пиццу, подзакусили сами, накормили дитя, отпустили его на рыбалку и уселись с банками пива на террасе, слушать шорох волн. Катя начала рассказывать новости, вычитанные из Интернета, критиковать антиковидные меры, обсуждать конспирологические теории о заговоре фармомафии. Ксения, пригревшись в шезлонге, задремала под шум Катиного голоса, который начал сливаться с плеском волн. Из нежных ручек Морфея ее вырвал настойчивый вопрос дочери (судя по интонационному напору, заданный не первый раз) «Ты согласна, мама?» Ксения закивала с готовностью дрессированной цирковой лошади, тут же вспомнив Ваську, который давно уже опытным путем пришел к выводу, что такая реакция –наименее энергозатратный вариант диалога с Катериной.

«Ну тогда так и сделаем», – произнесла Катя с чувством глубокого удовлетворения.

«Господи, – внутренне взволновалась Ксения. – Надеюсь я не согласилась сейчас приобрести по дешевке дом в Буркина-Фасо или передать остатки наследства на спасение каких-нибудь вымирающих американских хорьков!».

Она уже собралась окольными путями выведать у дочери, о чем шла речь, но тут тихие синие сумраки огласились победным воплем Василия. Мать и бабушка встали и направились ему навстречу, собираясь поздравить с удачной рыбалкой, но оказалось, что дело не в рыбе (поймал пару малявок и отпустил), а в том, что Васе удалось пробиться на какой-то немыслимый уровень в компьютерной игре, названия которых Ксения Петровна принципиально не хотела запоминать.

Накормив сосисками с картошкой нагулявшего в компьютерных битвах аппетит Василия, все трое, уткнувшись в свои мобильники, посидели на террасе до того времени, как автоматически зажглись фонари вдоль дорожки, и комары с завидным усердием принялись за старинное дело свое.

Глава третья

Утро пятницы опять выдалось безветренным и жарким, и больше всего хотелось упасть с книгой в шезлонг и иногда только вставать, чтобы нога за ногу добрести до небольшого пляжика возле причала и окунуться в прохладные морские воды. Но вместо этого надо было готовиться к встрече гостей – застилать постели, развешивать полотенца, искать скатерть для большого стола в гостиной, проверять, все ли в порядке в сауне, посылать Ваську искать березу, которую можно было бы «заломати».

Сев на крыльцо, чтобы связать пару-тройку свежих веников для бани из беспорядочной кучи березовых веток, притащенных внуком, Ксения Петровна подумала, как жутко для современных людей, особенно феминисток и зеленых, звучит народная песня, под которую в ее детстве плавали лебедушками однообразно-прекрасные девицы из ансамбля «Березка». «Некому березу заломати, некому кудряву заломати… Я пойду-пойду погуляю, белую березу заломаю, люли-люли погуляю, люли-люли заломаю». Ужас какой-то, прямо-таки песня о первом насилии и дефлорации. Вот как меняется восприятие, а раньше звучала нежно – и совсем не напрягала непросвещенное девичье сознание история о том, как заломают голубушку кудрявую, и сделают из нее три гудочка да балалайку». Ксения из любопытства полезла в Интернет посмотреть текст нежной песенки и оказалось, что речь-то в ней о другом, что это женщина поет и сначала она на балалаечке будет старому играть (мужу что ли?) и его будить: «Встань ты, мой старый, проснися. Вот тебе помои, умойся, Вот тебе рогожка, утрися, Вот тебе лопата, помолися!». А потом на той же березовой балалайке сыграет песенку милому, и ему, другу душевному, поднесет водицы, полотенчико и икону, а также башмачки и кафтанчик. «На словах «Вот тебе кафтанчик, оденься» песенка и кончается. Надо же, песенка-то оказывается вполне себе феминистская, чуть ли не «Леди Макбет Мценского уезда» – старому