Читать книгу "Русская эсхатология: история общественной мысли России в фокусе апокалиптики - Сергей Иванович Реснянский"

российской власти. Современная российская властная элита является конъюнктурной, технократичной, а в силу этого – антиэсхатологичной. Позицию «нам нужны управленцы-технократы» можно было бы прочитать: «нам не нужны управленцы-идеологи». А идеология в России всегда выстраивалась в форме эсхатологического проекта. Но нет-нет и технократическое облачение срывалось, а за ним обнажалось идущее из глубин веков сознание русского эсхатолога. «Мы как мученики попадем в рай, а они просто сдохнут», – эти слова президента России В. В. Путина о ядерной войне что, как не риторика апокалипсиса?

Глава 1

Матрица христианской эсхатологии

Традиции христианской эсхатологической мысли лежат в основании генезиса христианства. Исторически христианская эсхатология сложилась в полемике о будущем с иудейским мессианизмом и эллинским космогенезом. Без эсхатологической компоненты христианство переставало бы являться христианством. И сегодня такая подмена в формировании учения под христианской вывеской, но без Антихриста, Армагеддона, низвержения Вавилона практически реализуется. Очевидно, что христианским такое учение является лишь номинально.

Рассмотрение общей канвы христианской эсхатологии необходимо для последующей фокусировки на собственно русской эсхатологической мысли.

Религиозная историософия

История в изложении мировых религий имеет нелинейный характер. Ее развертка включает периоды как подъемов, так и упадков. Критерием их оценки является степень приближенности к представляемому Богом идеалу. По сути, речь идет о нравственном прогрессе человечества.

В финалистском видении исторического процесса религии оптимистичны[2]. В будущем предсказывается временное торжество сил зла, период «отката» от реализации категориального назначения человека. В апокалиптической традиции это период власти антихриста. Но силы зла будут повержены, произойдет небывалый дотоле нравственный подъем. Человечество в итоге преобразится, приобретя иную, более приближенную к Богу природу. Подтвердится, таким образом, говоря уже нерелигиозным языком, возможность эволюционных переходов[3].

Получается, что историческое существование человека описывается подобно теории эволюции. А чем тогда религиозный взгляд на бытие отличается от современного научного понимания мегавременного мирового развития? Получается, что этих различий нет.

Посмотрим с точки зрения определения направленности исторического процесса на событийное содержание авраамических религий[4]. Космогенез в них описывается как Божественное творение. Причем это творение представлено в виде не единовременного акта, а развернутого во времени процесса – «шестоднева»[5].

Какова продолжительность одного Божественного дня? Ясно, что это не день человеческий, определяемый по созданному тем же Богом Солнцу. Творение, таким образом, растягивается во времени. При этом создание физического мира предшествует миру биологическому. Растения создаются раньше животных, а животные раньше человека. Сотворение Адама венчает восходящую, по степени сложности, линию креационистской временно́й развертки. Но разве не в той же последовательности излагается в науке процесс эволюции? Религиозная версия творения представлена именно в эволюционной схематике.

В отличие от развернутого во времени творения, грехопадение и низвержение Богом людей на землю представлены как эксцесс. Нет никаких оснований, как это делают сторонники философии регресса, для экстраполяции легенды об апостасии на весь исторический процесс. Собственно земная история человечества, в которой человек выступает в качестве деятельного субъекта, только и начинается после того, как Адам и Ева оказываются вне райского положения.

Грехопадение – это вместе с тем и вступление человека на путь познания добра и зла, без которого сама постановка вопроса о нравственном процессе невозможна. Земное бытие Адама и других библейских патриархов не было путем продолжающейся деградации. Напротив, они овладевают определенными умениями, делают открытия, устанавливают нравственные ограничители и императивы. Эксцессы, такие как преступление Каина, не отменяют общей логики развития. Каин был осужден, Каинова печать стала знаком проклятия.

Человечество выбрало путь нравственного совершенст-вования. Каин, Исав, Хам представлены в Библии в качестве проигравшей стороны соответствующих драматических сцена-риев. Инкорпорация данных сюжетов в Ветхий Завет служила назиданием о том, что грех не приведет человека к успеху, а вызовет воздаятельную кару. Причем речь идет о воздаянии не за гробом и не на финалистском Страшном суде, а именно в этом мире. Если бы исторический процесс в Библии раскрывался в логике регресса, то пафос изложения был бы иной: вместо воздаятельной кары торжество сил зла.

Безусловным прогрессом в ветхозаветном изложении стал переход евреев от язычества к культу Яхве. Этот переход связывается с фигурами Авраама, Иакова и Моисея. Очередной ступенькой исторического прогресса становится создание древнееврейских государств – Израиля и Иудеи, а также их последующее слияние в единое царство.

Следующий шаг нравственного восхождения – это возведение Иерусалимского храма, в котором хранился Ковчег Завета и через который осуществлялась мистическая связь общины верующих с Богом. Потеря Израилем политической уверенности, разрушение храма и переход еврейского народа к состоянию «рассеяния» (диаспоры) вписаны в событийный ряд периода упадка. В истории еврейского народа это было время цивилизационной катастрофы. Однако в результате расселения иудейские общины распространились по всему миру, неся свет религии Яхве остальному человечеству. В этом распространении света истины истолковывался в иудейской теологии высший замысел еврейского рассеяния. Будучи катастрофой для Израиля, оно для мира в целом выступало в качестве блага. Поэтому в мировом измерении прогресс не был прерван[6].

Обозримая футурологическая проекция иудаизма завершается пришествием Машиаха, восстановлением Иерусалимского храма, новым объединением всех евреев и глобальным торжеством сил добра в мире. Все это произойдет, когда расселение еврейского народа достигнет максимально возможных пределов. Период диаспоры оказывается, таким образом, подготовительным перед временем нового качественного скачка человеческой эволюции.

Принципиальным прорывом для христианской историософии стало Пришествие Христа. Вслед за явлением Мессии усилиями апостолов начинается период мирового распространения света христианского учения. По отношению ко времени «языческого невежества» это был безусловный прогресс.

Далее – еще одна ступень стадиального восхождения христианской истории: христианство становится государственной религией Римской империи. Последующие акции страновых крещений, расширяющие границы Pax Christiana, также соотносились с прогрессивной линией христианской историософии.

Для христиан Новый Завет выше Ветхого. Нагорная проповедь Христа пересматривает ряд прежних, идущих от Моисея, ветхозаветных положений. Приоритетность «древнего» над «новым» теряет в рамках христианского правосознания свою актуальность. Напротив, новационность оказывается фактором большей предпочтительности. В «Слове о законе и благодати» особые права Руси перед Византией обосновываются именно предпочтительностью «нового» перед «старым» – по аналогии с предпочтительностью Нового Завета перед Ветхим, а Константинополя перед Римом. Неслучайно говорится о заложенном в христианстве духе модерна. И показательно, что именно на христианской почве были исторически реализованы величайшие модернистские проекты.

«Бог станет человеком, чтобы человек стал Богом», – прояснял святой Афанасий Великий содержание христианской историософии[7]. Если человек, не являясь Богом, станет в результате прохождения пути истории таковым, то, значит, история в христианстве и есть не что иное, как развертка нравственного прогресса человечества.

Высказывание Афанасия Великого не единственное в своем роде. Авторство цитируемой фразы приписывается также