Читать книгу "Саквояж со светлым будущим - Татьяна Устинова"

— Вот и хорошо.

— Сварить вам кофе?

Он подумал, подтянулся и сделал на перилах стойку на руках.Маша ахнула. Свитер великого писателя упал вниз, обнажив живот, и джинсы тожепоехали, открывая волосатые лодыжки.

— Вы с ума сошли! Здесь высоко, вы упадете!

— Если упаду, ты меня похоронишь, — не слишком внятно,оттого что стоял вниз головой, сказал он, — ибо я убьюсь насмерть.

Потом издал некий залихватский рык, словно подтверждающийего молодецкую удаль, описал ногами дугу и приземлился на площадку. Что-тожалобно зазвенело, и финал представления оказался смазан из-за люстры, которуюон задел то ли головой, то ли рукой.

— Дмитрий Андреевич, осторожней!

Люстра покачалась-покачалась, но осталась висеть, и ониперевели взгляд с потолка друг на друга.

— Почему все мешают мне работать? — осведомился великийписатель брюзгливо, словно не он только что выскочил на площадку с извинениями.— Почему я не могу сесть и спокойно написать свои десять страниц?! Или двадцатьстраниц?! Или сорок?! Почему я принужден вести какие-то идиотские разговоры,когда я до сих пор не знаю, как мне связать один труп со вторым?! И вообще незнаю, связаны ли они?! И когда это все кончится?!…

Голос звучал все тише, потому что писатель удалялся всторону своего кабинета, и наконец смолк совсем, потому что Родионов сильно захлопнулза собой дверь.

Маша вздохнула с облегчением, постояла, прислушиваясь, ипобежала вниз.

Как все было бы просто, если бы у него был скверныйхарактер! А еще лучше, если бы он был подлец, поедающий на завтрак беззащитныхсекретарш и чужих детей! Она бы тогда быстренько его разлюбила, освободилась истала бы обычной сотрудницей, исполнительной, проницательной, деловой,профессиональной и какой угодно.

Подлецом он решительно не был. И вообще он был хорошимначальником. Каждый раз, когда ему казалось, что она чем-то обижена, он смешнокаялся, из командировок привозил ей подарки, а на Восьмое марта покупал мимозку— мечта, а не начальник!

Кроме того, думала Маша уныло, ожидая, пока закипит вода вчайнике, влюбиться в шефа — это просто классический сюжет для комедии. Илимелодрамы.

Для жизни этот сюжет не подходит вовсе. И она понимает этолучше всех. Ну, а он ни о каких таких сюжетах даже не догадывается. И славабогу.

Зазвонил телефон, и она проворно сняла трубку. Хоть вкабинете и не слышно, но на всякий случай стоило поспешить.

— Да.

Молчание и какие-то потусторонние шорохи, вечные спутникистационарных квартирных телефонов.

— Алло! — повторила она с некоторым нажимом. Так бывало понескольку раз в день. Аркадий Воздвиженский знаменитость, и у него уймапоклонников, с которыми Маша всегда разговаривала вежливо, но непреклонно.

— Алло?

— Скажи своему писаке, чтобы сидел в Москве и не рыпался, —проговорили в трубке отчетливо. — Как-нибудь в Киеве без него разберутся, а он…

— Вы ошиблись, — быстро сказала Маша и повесила трубку.

Что за идиотизм?! Кто это может быть?!

Телефон снова зазвонил, и было совершенно ясно, кто звонит,и она решила, что ни за что не снимет трубку. Чайник на плите тоненькосвистнул, приноровился и наддал в полную силу.

Маша быстро переставила его на холодную конфорку. Телефонзвонил.

У Дмитрия Андреевича в кабинете ничего не слышно, она этоточно знает.

Телефон надрывался.

Изоляцию делали так, чтобы звуки туда не проникали, и Машасама проверяла — по мобильному звонила из кабинета на домашний номер.

Телефон разрывался от звона. Может, подушкой его накрыть отгреха подальше?…

На лестнице загрохотало, загремело и завыло:

— Маша!! Какого черта ты трубку не берешь?!

Значит, все-таки слышно! Она сорвала трубку с разорявшегосятелефона, толкнула дверь в кладовку, нырнула туда и закрыла за собой дверь.

— Алло!

— Ты трубками не бросайся, курочка! Пробросаешься! Ты скажиему, вперед пусть место себе на кладбище закажет. Какое больше нравится, а то,когда его привезут из Киева, выбирать он уж не сможет!

— Вы ошиблись номером, — размеренно произнесла Маша. —Набирайте правильно.

— Ты, курочка, язычок свой прикуси и слушай, — сказали втрубке весело, — если твой козырь из Москвы хоть шаг шагнет, будут ему полныевилы. Последние дни доживает. И не крутись ты, курочка, а слушай! Значит, ни вкакую милицию ты не звонишь и никому ничего не рассказываешь. Говоришь своемуписаке драному, чтоб в Москве сидел и не вылезал.

— Послушайте…

— Заткни клюв, дура, — миролюбиво посоветовали в трубке. —Ты че? Не въезжаешь, что ли? У тебя детей сколько, дура?

Маша Вепренцева уронила расписную чайную коробочку, которуюдержала в руке. В коробочке у нее хранились кофейные зерна. Она кофе собираласьварить.

— Ну? Че застыла-то? Лера и этот твой… Сильвестр. Это скокабудет, пощитай, ё…! Пощитала?

Маша взялась за стену.

— Ну, пощитала, значит. Вот если только слово одно скажешь,я сначала козлику твоему яйца отрежу, а потом подожду. Посмотрю, как он без нихскакать станет. А потом козочку, значит, приспособлю. И только после, после,золотая ты моя курочка, ножиком по горлу, да так, чтобы один другого видел.Чтоб веселее помирать-то им! Поняла, что ли?

— Вы… кто?

— Конь в пальто, — моментально отозвался голос в трубке ирадостно заржал, — тебе не все равно, кто я, а? Ты поняла, дура, что ездитьникуда не надо, или повторить еще раз?…

Маша швырнула трубку о стену, на которой висел телефон, ипомчалась к входной двери. Трубка болталась и подпрыгивала на витом шнуре, ивнутри нее болтался и подпрыгивал отвратительный голос, говоривший ей такоестрашное, что она даже дышать больше не могла.

В сумке был мобильный, и, натягивая пиджак, Маша пыталасьего отыскать. В горле было сухо, и голова гудела, словно она швырнула трубку всобственную голову.

Мобильный никак не находился, а она должна немедленнопозвонить домой. Прямо сейчас. Господи, помоги мне! Помоги мне немедленно!…

— Маша?

Она не оглянулась, и даже по ее спине было ясно, чтопроизошло что-то ужасное.

Дмитрий Андреевич, который терпеть не мог, когда ему мешают,который и вышел только для того, чтобы устроить секретарше разнос за то, что таподняла в доме такой шум и практически устроила факельные шествия, мгновенносбежал с лестницы и схватил ее за воротник пиджака, как нашкодившего школяра.Он умел отличать баловство и капризы от… настоящих проблем.