Читать книгу "Сердце из хризолита - Эля Рин"

1.3

Первый голос был мне очень хорошо знаком.

Человек с этим голосом когда-то читал мне на ночь сказки, учил завязывать шнурки и плести пояски из длинных кожаных полосок, ходить по узким перилам, не теряя равновесия, и находить самые интересные книги в библиотеке. Дядюшка Винс. Он гостил у нас несколько раз в год, и каждый раз я начинала ждать его следующего приезда, когда он еще только начинал прощаться.

Он привозил мне кукол, которые пели, танцевали и кланялись.

Угощал заморскими фруктами и засахаренными орехами.

Дарил свистульки, искусно вырезанные из дерева, и стеклянные гребни.

А когда мне исполнилось четырнадцать, привез первое бальное платье и туфельки. Помню, они тогда повздорили с матерью: та утверждала, что уже заказала наряд у лучшего портного в столице, что она лучше знает, как следует одевать дебютантку… Но дядюшка только громко рассмеялся. Его смех будто рассыпался дробными “ха” по всему дому, отскакивая от зеркал и люстр.

Конечно, в итоге я танцевала подарке дядюшки.

Зачарованный лиф платья обвивали розовые стебли без шипов с нежными бутонами. Они дарили прохладу и тонкий волшебный аромат, чуть слышно позванивали при каждом движении и превращали меня из смущенной девочки в чудесную фею. А хрустальные туфельки словно знали, какой танец играют музыканты, и подстраивались под каждый шаг.

— Сколько они стоили? — спросил отец на следующее утро, когда я сидела за столом, позевывая, а пятки будто сами по себе выстукивали по полу ритмы вчерашних мелодий.

— Не все ли равно, — пожал плечами дядя. — Я твой карман не заглядываю.

Отец скривился, словно откусил кусок недозрелого яблока. Дела в тот год шли не слишком хорошо, он ходил смурной и то и дело задерживался в порту до ночи. Не доверял управляющим, тратил силы и нервы, а потом срывался на нас. Точнее, на мне. Братья же научились — кто чуять, кто предсказывать — его плохое настроение, и всегда норовили улизнуть из дома…

— Слушай и запоминай! — веско проговорил дядюшка, и я вынырнула из прошлого. Шагнула вплотную к беседке, осторожно опустилась на землю и прижалась спиной к деревянной колонне. Даже если дядя решит выглянуть в окно, вряд ли он что-то разберет — уж слишком хорошо тут вьюнок разросся. А даже если увидит меня… Я закусила губу. Может, стоит ему открыться? Он всегда был на моей стороне. Всегда-всегда. И…

Но тут прозвучал второй голос, и я застыла. Забыла, как дышать. В мире ничего не осталось, кроме этого голоса. Кроме подслушанного разговора.

— Подожди! Можно, я буду рисовать карту?

— Зачем тебе карта, девочка моя?

— Ты же сам сказал, что расскажешь дорогу. Значит, ее можно нарисовать.

— Но у нас нет бума…

— Есть! Я утащила из дома несколько листов. Только рассказывай медленно, хорошо?

— Хорошо, Грета.

Это невозможно. Я зажмурилась и помотала головой. Абсолютно невозможно.

Я вспомнила этот разговор.

Дядюшка тогда приехал в летнее поместье, прямиком из путешествия на острова, привез матери веер, украшенный жемчугом, отцу — какие-то ценные бумаги, братьям — кинжалы с разноцветными костяными рукоятками, а мне… Мне он вручил янтарное яблоко и пообещал рассказать о каком-то тайном месте, о котором будем знать только я и он. Больше никто.

После обеда мы пошли в парк.

Я привела его в беседку и…

Невозможно. Нет. Я схожу с ума.

Мне было четыре года. Тогда.

Может, я умерла там, в портале? Может, теперь я вспоминаю кусочки жизни, и это последние вспышки сознания перед… Перед чем?

Я прижала кулаки к вискам и закусила губу.

В ветвях деревьев пели птицы. Аромат вьюнка кружил голову. Солнечный зайчик устроился у меня на коленях. Прикушенная губа болела. Мир вокруг был ощутимо-настоящим и совсем не походил на видение.

— Когда-нибудь тебе понадобится убежище. Место, где тебя никто не найдет и не обидит, — снова зазвучал дядюшкин голос. — У меня есть дом на севере, в Вердене. Я почти не бываю в нем. Но там живут слуги. И я предупредил их, что когда-нибудь ты приедешь. Со мной или одна. Если захочешь, конечно.

1.4

Дальше я слушала, будто в полусне. Дядюшка рассказывал, как доехать до Вердена. Оказалось, часть фраз я запомнила чуть ли не дословно — сейчас они услужливо всплывали в памяти за мгновение до того, как Винс начинал предложение. Прямой поезд из столицы… Ехать три дня… Сойти в маленьком городке Китре, оттуда взять экипаж до побережья… Верден длинной лентой тянется вдоль моря… Нужно добраться до самой южной оконечности…

Яблочная улица, четыре.

Ворота с грифонами.

— С грифонами, — прошептала я, как будто и вправду решила ехать в Верден.

Мысли метались и кружились в голове, как листья, танцующие над землей под порывами злого осеннего ветра. Это было невозможно, невообразимо, невероятно… но все же случилось. Я все больше убеждалась в реальности происходящего. Портал перенес меня не только в пространстве — с берега реки в дальнюю часть парка, но и во времени — почти на пятнадцать лет назад.

Значит, я в прошлом.

Значит… обратной дороги нет.

От этой мысли одновременно хотелось кричать, как зверек, попавший в ловушку, и петь, как веселая птичка поутру. Одна часть меня паниковала. Другая ликовала.

Я убежала из дома. Прежней жизни больше не будет, никогда. Беззаботные солнечные дни, балы и приемы, путешествия по воздуху и по морю, зачарованные драгоценности и самые редкие книги…. Обо всём этом можно забыть.

Зато мне удалось! Я убежала от незавидной участи, к которой меня готовили. Никто насильно не выдаст меня замуж. Не будет мной распоряжаться, как вещью. Не будет диктовать мне, что и как делать. Можно перестать бояться, что меня поймают. Ведь здесь, то есть сейчас… Я чуть не рассмеялась вслух. Никто не знает, кто я такая. И не узнает, если увидит.  Для родителей я пока что маленькая девочка.

— Ну что, пойдем? — спросил дядюшка у Греты… то есть у меня… и я даже не стала убегать от беседки и прятаться в кустах. Потому что помнила: они… то есть мы пойдем прямо по дорожке к дому, почти побежим, чтобы не опоздать на обед.

Значит, меня никто не заметит.

Дождавшись, когда шаги стихнут, я несколько минут просто глубоко дышала, пытаясь успокоить сердце, которое колотилось, словно испуганная птичка в клетке. И к моменту, когда кровь перестала шуметь в ушах, а