Читать книгу "Препод - Александр Курзанцев"

Тут Калистратис оглядел меня критическим взглядом и покачал головой:

— Да, время идет, а питание в нашем лазарете в лучшую сторону не меняется, пока лежали, сколько потеряли?

— Да, килограмм пятнадцать, — хмыкнул я.

Тоже оглядел свисающую мешком старую одежду.

— Лекари сказали, что это нормально, излишки массы пошли на восстановление рук.

— Нашим лекарям только дай, у них всё нормально, вместо того, чтобы усиленное питание организовать, — покачал тот головой с осуждением.

— Ну что поделать, — развёл я руками, — правда, гардероб, похоже, придётся менять.

Я вновь потеребил излишне свободную мантию.

— Да, кстати, — спохватился, вспомнив, зачем, собственно к секретарю пришел, — там госпожа ректор, сказала, что надо какие-то финансовые вопросы решить.

На госпожу ректора Калистратис едва заметно поморщился, но кивнул:

— Да, всё верно.

Он порылся в пачке бумаг, и выудил оттуда папку с моим именем на титуле. А затем зачитал:

— Итак, эти три декады, пока вы были на лечении, вам начислялось жалованье как действующему преподавателю по профессорской ставке, как если бы вы вели занятия.

Новость была неожиданно приятной, поэтому я не преминул сказать спасибо.

— Пожалуйста, это было меньшее, что мы для вас могли сделать, — ответил Калистратис, затем продолжил, — из этой суммы мы вычли стоимость аренды вашей квартиры, по обращению вашей квартиродательницы миссис Шонс.

Я кивнул, это было вполне логично и понятно.

— Также мы вычли стоимость вашего пребывания в госпитале.

А вот это уже было немножко неприятно.

— А разве госпиталь не принадлежит академии? — нахмурив лоб, уточнил я.

— Принадлежит, — утвердительно ответил магистр, — но любые медицинские услуги, кроме обязательной ежегодной проверки здоровья, — платно.

— И сколько там за три декады накапало?

Когда Калистратис показал, я только тяжело вздохнул, ещё одна стоимость аренды квартиры. Но это оказалось не всё.

— Также… — произнёс мужчина, доставая следующий лист.

— Ещё?! — не сдержав удивления, переспросил я.

— Ну как же, а кредит за зелье возвращения памяти? Очень недешёвые ингредиенты, да и сама работа квалифицированного алхимика стоит дорого, — начал перечислять Калистратис, — а магическое выращивание рук? Скажите спасибо, что нам удалось организовать для вас рассрочку, и то, при условии, что вы весь срок кредита будете продолжать преподавание в Академии.

— Ещё и рассрочка?! И разве выращивание рук не входило в стоимость пребывания в лазарете?

— Ох, — улыбнулся в бороду магистр, — а вы шутник. Конечно же выращивание рук отдельно, пребывание, это только стоимость койко-места и трёхразового питания.

— А усиленное питание тоже дополнительно считалось бы? — уточнил я, на всякий случай и не удивился, когда секретарь кивком мои догадки подтвердил, — мда, наверно лекарям, всё же, надо сказать спасибо, что в лишние траты не ввели.

И сколько я ещё должен? — мрачно поинтересовался я, — так понимаю, от моего жалования ничего и не осталось?

— О, конечно же нет, — первая фраза заставила меня схватиться за сердце, но магистр, увидев это, поспешно поправился, — то есть да… в общем, осталось. Расчёт всех выплат составили такой, чтобы у вас оставалось не менее четверти вашего жалования. Вы же должны на что-то жить. И да, казначейство Академии любезно согласилось взять на себя процедуру взимания ежедекадной оплаты вашей рассрочки, поэтому на руки будете получать жалованье уже за вычетом всех трат.

Порывшись в памяти, я вспомнил, что и алхимик, как и госпиталь тоже являлся частью Академии, поэтому казначейству оставалось только переложить деньги из одного кармана в другой. Ну а мне теперь жить на остатки, итак не впечатляющего профессорского жалования.

— И сколько на мне будет этот кредит?

— Три года.

— Три года?! — снова, против воли, вырвалось у меня изумлённо-возмущённое восклицание.

— Ну а как вы хотите, — пожал плечами Калистратис, — ингредиенты, говорю же, дорогие, и руки выращивать не так просто.

— А если я столько не отработаю?

— В случае, если вы досрочно прекратите работу в Академии, то вынуждены будете вернуть весь остаток кредита сразу.

— А если я не смогу?

Тут уже магистр несколько удивленно воззрился на меня и я, судорожно вызвав по ассоциациям нужные воспоминания, ознакомился с тем, что происходит, если маг вовремя не отдал свои долги, закашлялся и сипло произнёс:

— Вопрос снимается, я вспомнил.

— Хорошо, — успокоенно кивнул секретарь, — а то я уж было подумал, что зелье памяти не совсем качественное было.

— Кхым, — прочистил я горло, — а остаток жалованья за те декады получить можно?

— Да, конечно, — закивал магистр, быстро пошарил рукой в папке, затем выудил оттуда несколько листов и протянул мне, — подпишите и можете идти в казначейство.

Со вздохом подписав все обязательства, по согласию с выданной мне рассрочкой от Академии и необходимостью от звонка до звонка отработать весь срок, я поплелся на первый этаж замка, где в отдельном крыле сидели все административные службы.

Да, Академия здесь представляла собой здоровенный замок, обнесённый высокой стеной, с единственными воротами в них, выходящими на центральную площадь Акарна. Наверное это когда-то был замок местного правителя, но за тысячу лет прошедшие с времён обоснования тут Академии, вспомнить что за род тут правил могли лишь самые эрудированные историки.

Стоило оказаться там, как отчётливо повеяло такой родной бюрократией. Наивные мечты, что хотя бы в мире магии всё будет по другому, разбились о суровую реальность. Казначеем оказалась типичная главбух из моего мира, дородная тётка с руками толщиной в мою ногу и басовитым голосом минимум полковника, что встретила меня, совсем не ласково оглядев.

Пришлось ещё раз выслушать, какую милость оказала мне Академия, не взыскивая всю сумму сразу. Хотя она, — казначей, была против и предлагала вместо рассрочки на три года на год меня отправить в рабство, как это практиковалось ещё полтысячи лет назад. Но ректор чересчур увлекается всеми этими новомодными веяниями, со свободой личности и правами человека. И вообще человек мягкотелый, поэтому я всё ещё на свободе, вместо того чтобы усиленно отрабатывать затраченные на меня деньги.

И так далее и в таком же духе. На двадцатой минуте, пока я ждал, когда мне, наконец, отдадут причитающееся, у меня отключилось полностью восприятие и недовольное басовитое бурчание казначейши слилось в одно сплошное, монотонное, — “бу-бу-бу”.

Выйдя оттуда часа через полтора, морально и физически выжатый насухо, я присел на диванчик в фойе, выдохнул, снова пересчитал с таким трудом выбитые деньги, сравнил их по памяти с обычными тратами Вольдемара и понял, что с этого дня и следующие три года, ожирение мне не грозит. Скорее наоборот, в пору в аскеты записываться будет.