Читать книгу "Не хлебом единым - Максим Юрьевич Шелехов"

все на часы посматриваете из-за стола украдкой. У вас висят в гостиной часы?.. Вот на них вы и посматриваете. Время близится. Телевизор работает на нужном канале, здесь же, в гостиной. Для фона, как принято. Вы одним глазком и туда, в телевизор. Ну наконец-то: «события»! – про себя отмечаете вы. Но полрайона уже охмелело, как раз к тому времени, уже бы им танцы. Кто-то предлагает переключить на «музыку». У вас холодок под ложечкой. «Горька», – шепчете вы на ушко куме вашей. Кума смотрит на вас понимающе и с выражением в глазах: «ну молодчик, ну озорник!». Тут же к жене вашей, к подруге ее, у кумы загорается жгучая зависть. Тут же вилка куму вашему, ее мужу, приходится в бок. «А тебе только бы наклюкаться, одно желание!» – шепчет она, остервенело. Впрочем, хоть и без энтузиазма, но «горька!» кума ваша послушно выкрикивает. Полрайона подхватывает. Вам только того и надо. Вы с готовностью повинуетесь… Никогда еще у вас с супругой вашей дражайшей не было столь затяжного поцелуя… Наконец, все удовлетворены, до ста досчитали, рассаживаются. У супруги вашей губы распухшие, глаза медовые. Никому теперь и пока не до музыки. Все обсуждают юбиляров: «Ну прям, как шестнадцатилетние! Это же надо, отношения сохранили!» Вы, конечно, во все время экран телевизора с поля зрения своего ни на миг не выпустили. Рассчитываете про себя, что где-то уж должно быть близко – заветное, то самое! Заводите речь, как бы, между прочим, о политике. Ну, у нас народ в этом деле, известно, подкован. Пошли обсуждения, то есть осуждения. Вы потихонечку и умело так в разговор имя губернатора ввертываете. «А слышали, приезжал?» – подхватывает кто-то из гостей. В любом случае, полрайона такая новость не могла минуть, вы о том догадывались, и вопрос этот ждали. Взгляд на экран, а там: самое время пришло – заветному! Вы опять тихонечко куме вашей на ушко… Потому что, я еще раз говорю, вы эстет, если бы вы сами оповестили, то не то, совсем не то получилось бы. Вы куме на ушко: «Глядите, мы тут о нем, а по телевизору как раз губернатор». – «И в телевизоре губернатор, смотрите, смотрите все!» – не могла не воскликнуть кума ваша, вы-то ее не первый год знаете. Ну а дальше: «Неужто!.. Смотрите, смотрите, это же!..» – за спиной губернатора вы самый. Вас заметили, вас узнали. Ну а вы… Вы скромный, вы замечательно скромный человек: вы, конечно же, в телевизоре случайно оказались, и удивлению вашему, как и всеобщему восторгу, не будет придела. А запись… Вам запись не нужна! Напротив, молва, вы знаете, что молва, уже назавтра полуторасекундный и незначительный фрагмент с вашим мимолетным участием способна произвести в получасовое и полноценное интервью…

– Но, а если в своем репортаже Васичкин достойную фигуру вашу бессовестно так ножничками чик-чик – что если вас не показали!.. – встрепенулся вдруг Тимофей Аркадиевич, как будто опомнившись, с нарочитой наигранностью в чертах. – Ничего страшного! – произнес он успокаивающе и даже не забыл ручкой махнуть. – Обидно, конечно, конечно, было бы желательно, но катастрофического ничего. Не опростоволосились вы, самое главное. Потому что… потому что благоразумный вы человек.

Майор достал сигареты, подкурил, затянулся жадно и с наслаждением.

– А теперь вспомним, как у Егорочкина все происходило… – заговорил опять он. – Впрочем, что вспоминать! Свежо предание! Никакого вкуса нет у Павла Степановича: с первого шагу раструбил о себе. Все «я», да «меня» – невоспитанный человек. Но, дурак ли? Ведь дураком, кажется, никак нельзя назвать Павла Степановича, а? Не зря же, не случайно он чиновник? Не бывает случайных чиновников, и это априори. Значит, не будь он уверен, наверняка уверен, что его покажут, ведь не трубил бы о себе, ведь не созывал бы гостей? Какая там годовщина! Нет, не созывал бы! Потихонечку бы там со своей Алевтинкой скушал бы, может быть, шоколадочку, да выпил бы настоечку сливовую домашнюю на брудершафт с царицей сердца своего. И это максимум! Так откуда взялась в нем уверенность, если мы уж сошлись с вами, что не дурак Павел Степанович? Откуда?

– Если вы считаете… – начал было я излагать уже и не помню точно какую мысль, наверняка что-то должное пойти в возражение.

– Вот! Вот-вот-вот-вот! – подхватил майор и аж затопал, почти заплясал на месте. – В самое вы угодили яблочко! Пришло самое время обратиться к отложенному нами «если», к Егорочкиному «если»! Итак, не мог быть Павел Степанович уверен, если бы не располагал он гарантией, если бы не имел он разговора постфактум, разговора закулисного, с лицом ответственным за репортаж. Не дурак Егорочкин, знал Егорочкин, что мало будет нос свой в объектив оператора водворить, знал, что нужно позаботиться еще и…

– Постойте, постойте, ну нельзя же так! – почти озлобившись, почти воскликнул я. – Ведь все это только одни фантазии и предположения. И только потому, что Павел Степанович на вас или на меня, положим, не похож, только потому, что не достало ему выдержки, вы, Тимофей Аркадиевич, готовы человека…

– Готов, но не способен, – прервал меня с улыбкой Тимофей Аркадиевич. Он весь так и слепил в этот момент добродушием. – За что вы отказали мне в уме? В совести? Во вкусе? – Продолжал он как бы с обидой, и понижая голос до полушепота. – Я вам здесь в интимной обстановке… самым дружеским, то есть, манером… о лице нам одинаково близком и одинаково дорогом… – Все лицо майора в этот момент смеялось. – О том, как он… Но, уверяю вас, никому кроме и никому дальше… Чисто из спортивного интереса. Встряхнул стариной, так сказать: измучившись бесплодным и сосущим подозрением, произвел расследование, надавил, как следует, на кого следует, и располагаю теперь покаянной.

– Кого, в чем?

– Того самого Васичкина, ответственного за репортаж лица. В том, что он имел конфиденциальный разговор, – разговор, с вытекающими, вы понимаете? – с неким Егорочкиным, городским чиновником, после того, как тот свою физиономию так удачливо…

Результат расследования Лобова, о котором я узнал из первых уст, никаким образом не повлиял на мое отношение к Павлу Степановичу. Я продолжаю понимать последнего. Но то, чего нельзя не отметить, так это профессиональной проницательности Тимофея Аркадиевича. Майор во многом меня угадал. Во многом, но все-таки не во всем, и не до конца. Я думаю, очутись я на Павла Степановича месте… Нет, я никак не мог очутиться на Павла Степановича месте, я думаю. Не та моя амбиция, как сказал Тимофей Аркадиевич. Как сказал и в чем круто ошибся! Нет во мне амбиции, одна