Читать книгу "Ветер с севера - Симона Вилар"

Тем временем Снэфрид смотрела на него в ожидании, протягивая дымящийся напиток, и одна из ее тонких, собольего окраса бровей нетерпеливо дрогнула.

– Пей же, мой повелитель! Это горячее вино с восточными пряностями, которые именуют корица и кардамон.

Харальд медлительно принял рог. На этом сосуде когда-то сама Снэфрид вырезала руны-обереги, и он должен был разлететься на части, если бы недруг вздумал опоить конунга. Рог был огромен, его нельзя было поставить, и волей-неволей приходилось пить до дна. Вино и в самом деле оказалось восхитительным. Прикрыв глаза, Харальд тянул его, слыша, как галдели, сомкнувшись вокруг, хевдинги. Достойным считался тот, кто, опорожнив такой рог, оказывался в состоянии усидеть и дальше на пиру, сохраняя ясную голову, Харальд же считал себя достаточно умелым в питье и поэтому лишь довольно улыбнулся, возвращая Снэфрид сосуд. Он еще успел различить ее торжествующую улыбку, но сейчас же ему показалось, что все окружавшее его стремительно удаляется. Гасли шум, мерцание огней, перезвон чаш, будто дым, клубившийся под сводами кровли, опустился вниз, окутав все вокруг. Лишь бледным видением мелькала вдали светлая фигура Снэфрид. Харальд удивился тому, что вино так мгновенно повлияло на него, но ему уже неимоверно хотелось спать, голова казалась столь неподъемной, что конунг даже снял с нее венец, надев его, как простое запястье, на руку. Где-то в глубине души барахталось смутное беспокойство, но он побоялся выказать его, явив себя трусом. Ведь он пил из рога, поднесенного Снэфрид!

Меж огней мелькали полуголые тела, сверкало занесенное оружие, раздавалось пение, бренчали струны. Воины плясали крока-мол.[23]Харальд хотел было присоединиться к ним, но ноги не повиновались ему. Снова явилось смутное беспокойство. Вспомнив, что Снэфрид удалялась не в восточную часть дома, в крыло женщин, а в противоположную – к выходу, Харальд поразился, почему сразу не отметил этого. Подавшись вперед, он заставил себя взглянуть в сторону выхода. Там, на высоких подставках, пылали два светильника с тюленьим жиром. Закрывающая прямоугольник двери ткань была откинута, и Харальд мгновенно похолодел, заметив стоящего в дверном проеме мужчину. Перед глазами конунга мелькали тела пляшущих, метались тени, стелился едкий дым, но даже неяркого пламени светильников хватило, чтобы узнать эту возвышавшуюся над головами большинства присутствующих фигуру, мощные квадратные плечи, длинные, до плеч, волосы, чисто выбритый надменный подбородок… Ролло! Его заклятый враг Ролло! Он не мог ошибиться! Даже пряжка плаща расположена с левой стороны, дабы не мешать левой руке выхватывать из ножен меч, а кому не известно, что Ролло – левша! Какую же дерзость имеет этот мальчишка, явившийся на пир к своему недругу и теперь стоящий у входа прямо глядя в лицо конунга! В пламени светильников в его взгляде мелькает что-то волчье, свирепое. Харальд в одно мгновение подумал, что Ролло пришел отомстить и теперь сожжет конунга со всеми приспешниками в его усадьбе. Но зачем тогда он вошел сюда?

И тут же он получил ответ. Снэфрид, светлая Снэфрид приблизилась к Ролло, и тот накинул ей на плечи меховой плащ. Она сразу же, не оглядываясь, вышла. Ролло же на миг задержался, и Харальд увидел, как его хищные зубы сверкнули в усмешке.

Харальд попытался броситься следом, закричать, но не смог, лишь захрипел, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Он сумел лишь пнуть Регнвальда, но тот, так и не просыпаясь, сполз со скамьи. Лихие напевы крока-мола сливались с криками:

– Конунг пьян! Конунг пьян! Слава Харальду Прекрасноволосому!

Под эти вопли Харальд уронил лицо на полуобглоданную кабанью тушу и погрузился в тяжелый наркотический сон.

На дворе стояла глухая морозная ночь. Объевшиеся псы даже не залаяли, заметив скользящие человеческие тени. Скрипел снег, клубился пар от дыхания. Люди беспрепятственно миновали постройки, никого не встретив, и Ролло с облегчением снял руку с рукояти меча. Снэфрид услышала его вздох и тихонько засмеялась, прильнув к своему спутнику.

– Сейчас самое время сжечь их – всех.

– Нет, – отрезал викинг. – Там Регнвальд и братья.

Не замеченные никем, кроме ущербной луны, они достигли зарослей ельника, откуда доносилось позвякивание сбруи привязанных лошадей. Из-за сосны показались фигуры ожидавших их воинов, вооруженных копьями, со щитами, переброшенными за спины.

– Хвала Одину![24]

Ролло лишь рассмеялся, похлопывая коня по холке. У викингов были не маленькие лохматые норвежские лошадки, а длинноногие, сильные кони с Рейна. Такие стоили очень дорого, и их было совсем мало в стране.

– Все позади, Бьерн. Главное, что мне удалось послать Харальду последнее приветствие, теперь он знает, кто похитил у него его дису брачных уборов.[25]

Бьерн, друг и побратим Ролло, воин-скальд, тут же начал сочинять вису, но пожилой викинг, носивший поверх меховой шапки рогатый шлем, раздраженно прикрикнул на него:

– Чем скорее мы уедем, тем милостивей к нам будут норны![26]

Он покосился на женщину.

– Хотел бы я знать, стоишь ли ты того, чтобы сын моего друга так рисковал из-за тебя?

Из-под пушистого меха капюшона на него блеснули разноцветные глаза финки. Светлый глаз холодно сиял недобрым светом, а черный словно норовил прожечь насквозь того, кто так пренебрежительно отозвался о ней. Но старый викинг уже не глядел на нее. Он усмехнулся в бороду, глядя, как легко, не касаясь стремени, вскочил в седло Ролло. Вздохнув, он проворчал с нежностью в голосе:

– Да, видели бы тебя сейчас те, кто зовет тебя Пешеходом, как твоего отца! У старого Ролло никогда не было такой ловкости, как у его сына. Да и на коне он выглядел так же неказисто, как мельничный жернов на брачном ложе, клянусь Одином, Христом и Аллахом.

– Это потому, что у него не было таких коней, Ингольф, – пришпоривая своего жеребца, отвечал Ролло.

А потом была бешеная скачка под звездным небом. Ролло знал, что чем дальше они окажутся от Тафтара, тем крепче будут сидеть их головы на плечах. И хотя Снэфрид уверяла, что от ее зелья Харальд проспит не менее трех суток, никто не мог поручиться, что кто-нибудь не обнаружит исчезновения супруги конунга и не снарядит погоню. Поэтому они безостановочно мчались почти целые сутки, лишь меняя лошадей на подставах, предусмотрительно подготовленных Ролло. С каждой сменой их отряд рос, и теперь единственное, что волновало Ролло, – как долго сможет выдержать эту скачку Снэфрид. Однако прекрасная финка держалась в седле как валькирия, и к вечеру они достигли старого имения матери Ролло в горах, лежавшего далеко от проезжих дорог.