Читать книгу "Уничтоженная вероятность (Циклопы) - Оксана Николаевна Обухова"

рога и морды, не могли вызвать иной реакции в стерильном помещении больницы.

А может быть, и запах был. Естественные собственные запахи почти не регистрируются обонянием.

Завьялов даже и не попытался приблизиться к очереди, пристроиться ей в хвост. Скукожив плечи, он засунул в карманы руки и побрел на выход. Не лишним будет постоять на свежем воздухе, пока посетители разойдутся. Ходить по больничным коридорам и требовать к себе внимания – абсолютно бесперспективная задача. Дальше холла не пропустит амбал-охранник с чугунной рожей.

Борис вышел на крыльцо больницы. Полной грудью вздохнул относительно свежий московский воздух… Голова закружилась. Понимая, что может рухнуть в обморок, Завьялов медленно, придерживаясь о перила, преодолел четыре пологие ступеньки крыльца. Постоял, отдыхая и оглядываясь…

Думать не хотелось. Ничего, кроме панического ужаса, мысли не вызывали. Хотелось заорать во всю мощь старческих легких, упав на землю, заколотиться в истерическом припадке.

«Спокойно, Боря, спокойно. Твоим воплям здесь никто не поверит. Тебе нужен н о р м а л ь н ы й врач, а не психиатр, санитары, смирительная рубашка и укол в задницу. Прежде чем успеешь что-то объяснить, превратишься в овощ. Так что, Боря, ты должен вести себя максимально адекватно и доказательно». Цепляясь за собственное имя, как за спасение от сумасшествия, Завьялов отпустил перила.

Вечерние сумерки конца сентября еще не сгустились окончательно, но фонари в больничном скверике уже включили. Борис стоял возле крыльца и размышлял, кому бы позвонить, кого бы вызвать в больничку для подтверждения его невероятной «истории болезни». Здесь нужен друг, чьи интимные тайные знает исключительно Борис Михайлович Завьялов, кто достаточно раскрепощен, чтобы п о в е р и т ь. Достаточно красноречив, чтоб объяснить врачам: перед ними не сбрендивший бомжара, а реально – известный автогонщик, владелец сервиса, один из лучших специалистов по техническому тюнингу…

Пожалуй, последнее можно доказать довольно просто. Пара-тройка вопросов по узконаправленной специфике чип-тюнинга все расставят по местам.

Завьялов слегка воспрянул, чуть огорчился тому, что вместо идиотской вязаной шапки с помпоном не нашел в бомжеских карманах какого-нибудь притыренного мобильника. Покрутил лысой башкой, прикидывая, кого бы раскрутить на звоночек другу Косолапову…

Нет, тот уже в штопоре, сам не адекватен и громкоголос. Звонить надо Вадику Козлову. У того предки стоматологи да и сам он парень не дебильный.

Завьялов повернулся к лавочке.

На лавочке больничного сквера, под самым фонарем, сидела е г о к у р т к а. Неповторимая, любимая, купленная в Монте-Карло, где Завьялов побывал на трибунах Формулы один: черная кожаная косуха с алыми вставками. Расписная, проще говоря, авторская, индивидуальная.

Но дело не в дизайнерских деталях. А в том, что в куртке был мужик. Он скорчился на краешке удобной деревянной скамейки и закрыл лицо руками, будто пребывал в кромешном ступоре.

– Твою ма-а-ать… – негромко выругался Борис. – Ворюга-сволочь!!

Помимо косухи, на застывшем атлете были завьяловские же джинсы из Рима!! И мокасины! Знакомые часы болтались на запястье!

Выброс адреналина подстегнул мышечный тонус, к ворюге Боря подлетел, как паровоз к заснувшей вагонетке! Схватил за ворот с о б с т в е н н у ю куртку и богатырским рывком тряхнул застывшего верзилу!

– Ты где, урод, одёжу спер?!! – хрипло прорычал Завьялов. Закашлялся.

Мужик поднял на Борю ошарашенное, заплаканное лицо…

Чтоб я помер маленьким, успел подумать Боря. Вместе с кожаной косухой и портками мужик украл его ЛИЦО.

Не веря левому глазу, Завьялов исследовал знакомую до мелочей физиономию. Шрам под бровью – привет из нежной драчливой юности. Парочка знакомых отметин на скулах и возле уха…

Это лицо Завьялов каждое утро видел в зеркале. Он чистил ему зубы, сбривал щетину, заклеивал пластырем порезы и ссадины – адреналиновый алкоголик Борис Завьялов вел нескучную жизнь, оставившую множество отметин и прочих замечательных напоминаний.

Сознание Бориса закружилось, завертелось. Он рухнул на кошмарного ворюгу, придавив его всем телом к спинке лавочки.

Голова бомжа Завьялова оказалась на плече, утянутом в мягкую теплую кожу, шея неудобно вытянулась. Попадая губами в самое ухо, Борис прохрипел:

– Ты кто такой, урод, а?! Рамсы попутал?!!

Знакомый незнакомец облапил бомжеское тело обеими ручищами, всхлипнул…

И уткнулся в олений жилетик, как в мамину титьку. Завьялову показалось, что в жилетик он не только капает слезами, но и слегка сморкается.

Чего-то странное твориться, тупо подумал Борис Михайлович. Был бы он в прежнем теле, давно набил бы похитителю всего имущества морду и ребра пересчитал. А так… висит на нем и лишь слегка и предварительно примеривается.

Примеривался долго, секунд пятнадцать. Потом неловко отпихнулся, сграбастал корявыми старческими пальцами ворот куртки и, дыша в с в о е лицо, прохрипел рефрен:

– Ты кто такой, урод?!

Урод маленько выпрямился. Испытывающе оглядел Борю в оленях и трениках, представился:

– Борис Михайлович Завьялов.

– Это я – Борис Михайлович Завьялов!!! – бизоном заревел Борис. – Это я – Завьялов!! Тысяча девятьсот … года рождения! Проживающий по адресу…

Пока Боря перечислял факты биографии, ворюга чужой личности почти не трепыхался, внимательно выслушивал. Когда Борис свет Михайлович задохнулся от переполнявшего бомжеское естество возмущения и перешел на сиплый мат, плаксиво скривился и воскликнул:

– Слава богу, слава богу, это ВЫ!! Борис Михайлович, дорогой!!

Проходящая к приемному отделению компания из трех старушек получила возможность наблюдать престранную картину: высокорослый молодой мужчина приятной наружности тискает в объятиях затрапезного лысого дедушку в грязненьких штанишках. Дедушка отбрыкивается, лягается и нецензурно выражается. Мужчина пытается деда расцеловать в морщинистые щеки, но дед умело уворачивается.

Картина, даже для больничного сквера, занятная. Поскольку за спиной обнимающейся парочки отнюдь не психиатрическая лечебница.

Укоризненно покачивая головами, бабульки прошагали в метре от странных родственников.

– Шеи не посворачивайте, божьи одуваны, – сердечно попросил старушек дедушка-ровесник. Бабушки дружно изобразили презрительное настроение, тряхнули пакетиками с бананами, апельсинами и суповыми баночками, и поспешили дальше.

– Отвянь, – сурово попросил Завьялов свое тело.

Тело послушно выпустила Борю из объятий, заботливо одернуло оленей, воротничок олимпийки поправило и радостно заулыбалось.

– Ты кто такой? – убрав из вопроса обращение, грозно произнес Борис.

– На данный момент это не важно, – просветленно хлопая ресницами, ответило тело.

И Борю тут же вновь накрыло:

– А что здесь, сука, важно?! – Руки сами собой вцепились в куртку, потрясли тело. – Что здесь важно, а?! Может быть, температура воздуха?! Число и время?!

Простодушно и празднично тело отрапортовало: осветило поставленные вопросы в должном порядке.

– Ты издеваешься, урод? – почти без закипания поинтересовался Завьялов.

– Не понял. – Родное, искреннее лицо задрало брови вверх.

Борис вздохнул.

– Спрашиваю. В последний раз. Ты кто такой?

– Я не могу