Читать книгу "Мэр в законе - Борис Седов"

Пока дежурный по колонии не появится, никого с плаца не отпустят - есть такая народная примета, взращенная за заборами и колючей проволокой исправительно-трудовых учреждений.

Сегодня дежурил по "зоне" начальник оперативной части капитан внутренней службы Зубарев, которого "зэки" называли между собой просто Зубом. И он не торопился. Спокойно вышел из дому, неспешно прогулялся между казармами батальона охраны, потравил анекдоты со служивыми и лишь затем переступил КПП жилой "зоны", где содержались осужденные.

- Товарищ капитан! Осужденные для развода на работы построены! Помощник дежурного по колонии старший прапорщик Легавко!

Скользнув безразличным взглядом по шеренгам выстроившихся заключенных, Зубарев небрежно махнул рукой - от себя и в сторону.

- Ра-а-авня-а-айсь! - прогремела над плацем команда. - Сми-и-ирна-а-а! Первый отряд прямо! Остальные на-а-апра-во! Ша-а-агомарш!

Нет, торжественный марш "Прощание славянки" здесь "не канал". "Зэки" старательно выводили свою любимую:

"Широка страна моя родная!

Много в ней лесов, полей и рек!

Я другой такой страны не знаю,

Где так вольно… "

Стоптанные кирзовые сапоги, будто матерясь своим неистовым скрипом, утаптывали и без того природой утрамбованную вечную мерзлоту. От "зэковских" ватников, словно панцирем покрытых хрустящей ледяной коркой, нещадно разило немытым телом, махоркой и еще чем-то кислым. В скукоженных желудках, возмущенно пузырясь, вольно плавала отварная треска из утренней баланды. По серым злым лицам обжигающей снежной крошкой хлестал ветер, еще ночью неосторожно сорвавшийся со скользких обледенелых отрогов Верхоянского хребта.

А Андрею Таганцеву было весело! Весело, невзирая ни на что.

Накануне вечером его вызвал "кум" - начальник колонии подполковник Мясоедов - и сообщил, что ровно через месяц "хорошего мальчика Андрюшу" по прозвищу Таганка дружеским поджопником выпихнут отсюда на свободу.

Шесть лет оттрубил он в лагере. Теперь "за примерное поведение" его оформляли на УДО - условно-досрочное освобождение. А вообще, торчать ему предстояло еще полтора года. Как за это время не подох, сам теперь удивлялся.

Справа в строю шагал Семен Точило, штангист, бывший чемпион Союза ССР. Ему еще "пятерик" тарабанить. И, главное, за что?! Барыга, директор ресторана, случайно ему "на кулак упал. Поскользнулся потому что на собственных соплях, когда Сема к нему за деньгами приехал". И "баксы" сам отдал. Да еще, урод, как хозяин положения условия диктовал. Все, говорит, заберите, фашисты проклятые, только не убивайте. Охамел в стельку - честную советскую братву фашистами обзывать!

Слева - Гоша Штопанный. Он на воле катался на мотокроссе, пока не переломался весь, попав в аварию. Этот только что сел. И сел на "семеру". Тоже, кстати, без вины виноватый. Встретился с цеховиком, как с человеком вежливо, элегантно: затолкал в машину, предложил на выбор - либо долю с его шнурочного завода брать, либо сожгут пацаны дотла всю халабуду, а самого на шнурках повесят. Было у придурка право выбора, так нет же, к ментам побежал. Разве приличные люди так поступают? Завод все равно сожгли, а Гошу посадили. Где справедливость, спрашивается?! Нет справедливости.

Прощай, братва! Тридцать дней, тридцать ночей осталось! Семьсот двадцать часов… Ну, чуть больше или чуть меньше, может.

Как там теперь, на воле? Что изменилось за шесть лет?

Воспоминания о прошлой жизни - единственное, что не приносило радости. Многие заключенные люди мечтают о том, чтобы вернуться на свободу и вновь пуститься во все тяжкие. Погулять, покуражиться.

До "зоны" Таганцеву казалось, что все легко и беззаботно, круто и весело. На самом деле, существовал Андрюха в своей бесшабашной бандитской жизни совершенно безмозгло и никчемно. К такому выводу он пришел, когда вдоволь нахлебался лагерной баланды и своими глазами увидел, как ломаются в заключении людские судьбы.

То, что на свободе воспринималось как, типа, романтика, считалось лихостью или даже геройством (чем "безбашенная" братва неустанно кичилась друг перед другом), здесь, за колючей проволокой, называлось "дешевыми понтами": выпендрежем и глупостью.

Вспоминать тошно…

Промышляли на воле тем, что обдирали с постоянной периодичностью рыночных торговцев. Тупо. Безнаказанно. Дерзко.

Вадим Васильевич Зятьев, председатель рыночного комитета, давно за молодыми бандитами присматривал. Шустрить не мешал. "Бомбят" себе азербайджанцев с узбеками и - пусть "бомбят". Ему лично братки в спортивных костюмах поперек дороги не становились. Наоборот, было даже интересно посмотреть, как нагло, как безрассудно порой рэкетиры налетают на "лаврушников" и стригут с них купоны. Во всяком случае, до поры, до времени Зятьев упорно делал вид, что бригаду Таганки на своем рынке в упор не видит.

Эту группировку, выброшенную демократическими реформами из передовых рядов советского спорта, прозвали тогда в городе Олимпийцами. Тот, кто этими самыми Олимпийцами руководил, организуя налеты на базарные ряды, особенно заинтересовал Зятьева.

Безбашенного бригадира, оставившего боксерский ринг после травмы и подавшегося в бандиты, звали Андреем Таганцевым. Соответственно и прозвище - Таганка.

Встретились не случайно - оба любили поужинать в летнем кооперативном кафе "Борис Годунов" на набережной Москвы-реки.

- Отдыхаем? - Вадим Васильевич сидел за столиком, уставленным всевозможными яствами, вполоборота. Ему нужно было лишь чуток повернуть голову, чтобы обратиться к расположившемуся по соседству молодому человеку атлетического телосложения.

- Не понял?! - с вызовом в голосе спросил тот и, скрипнув бычьими челюстями, сжал кулаки.

- Почему нельзя? Можно, - спокойно ответил ему Зятьев. - Но - может, познакомимся?

- А че мне с тобой знакомиться?! - недовольно хмыкнул Таганка. - Я и так знаю, что ты на базаре картошкой заведуешь!

- Ну, не совсем так, - произнес Зятьев. - Тем не менее, сейчас это никакой роли не играет. Меня зовут Вадим Васильевич. - Представился любезно.

- Да насрать мне, как тебя зовут, колхозник хренов. Щас пацанам свистну - мы твой рынок вообще к хренам свинячьим разнесем. Эй, братва! - позвал Таганцев, оборачиваясь к столику в стороне, за которым сидели четверо накачанных бойцов. - Унесите этого придурка отсюда.

Из четверых бритоголовых поднялись двое и двинулись к Зятьеву с явным намерением выполнить распоряжение бригадира - вынести из кабака Вадима Васильевича, как ручную кладь.

- Не спешите, юноша. - Преспокойно проговорил Зятьев. - У меня к вам дело и, поверьте, весьма интересное.

Таганка сделал жест рукой, и братки безмолвно вернулись на свои места.

- Ну, говори, коль не шутишь. - С ухмылкой сказал Андрей, посмотрев на собеседника. - Только фуфло мне не толкай - за базар ответишь.