Читать книгу "Дочь лодочника - Энди Дэвидсон"

По фонарику Хирама ползали букашки.

– Папочка? – Ее тоненький голос поглотила ночь.

Она посветила на скалу – холодная поверхность блеснула черным клубком жирных корней и лиан, напоминающим прядь влажных волос. Луч уловил что-то в грязи, некий медный блеск. Миранда подошла туда, наклонилась и подняла красную гильзу от дробовика. Поднесла ее к носу, вдохнула едкий запах пороха – тот был еще свеж. Смахнула букашек с фонарика и огляделась, ища кровь Хирама, еще гильзу, хоть какой-нибудь след…

Ничего.

Она сунула гильзу в карман шорт.

В траве у ее ног что-то зашуршало.

Миранда крутанула фонариком.

Во мху, неподалеку от перевернутой миски, лежало что-то круглое, красное и ободранное. Сперва Миранда не поняла, что это. Весь в запекшейся крови, он больше походил на освежеванного кролика, чем на ребенка. Безжизненная плоть посерела. Миранда посветила на ручки и ножки. Они покрылись пятнами, загрубели и облезли, внизу вился длинный белый червь пуповины. К темным волосикам прилипли листья.

Животик всколыхнулся. Открылся ротик.

Мгновение Миранда не шевелилась. Затем подбежала к младенцу и упала перед ним на колени.

Когда дитя сглатывало и всасывало воздух, ниже подбородка, точно второй рот, пузырилась свежей яркой кровью широкая щель.

Миранда заметила в тростнике наволочку и устремилась туда, не глядя под ноги. Плюхнулась в неглубокую черную лужицу, та оказалась вязкой и теплой. Промочила туфлю и носок. Миранда ахнула, когда ее ногу стало покалывать, а потом и жечь. Но она, не обращая внимания на ногу, спешно вывернула наволочку наизнанку и прижала чистый край к горлу младенца. Только теперь ей показалось, что там нет никакой раны: кровь стерлась, а кожа под челюстью была совершенно цела.

Неужели ей все показалось? Это какая-то игра теней и крови?

Она вытерла руку о шорты и, все еще ощущая внутри змей адреналина, надавила большим пальцем на сморщенную, как у старика, ладонь младенца – тогда его пальчики разомкнулись. Между каждым показалась тонкая пленка кожи, фонарик Хирама высветил лиловые вены.

«Перепонки…»

В тростнике, где она нашла наволочку, вдруг раздался шорох.

Хлыстовидная клякса, розовая кожа, белый клык.

И звук – словно огромный гвоздь пронзил чью-то плоть.

Ошеломленная, Миранда опустилась на корточки. Едва разглядев его, жирного и длинного, болотного цвета – водяного щитомордника, спиралью уходящего прочь.

«…змея укусила, ой, ой, папочка, нет…»

…она схватила фонарик, посветила себе на левую руку, увидела рану, из которой хлещет кровь, плоть уже набухала…

«…оставайся спокойна, чтобы сердце сильно не билось… лодка, ребенок…»

Последний раскат грома – и дождь. Крупные капли, холодные, сбивающие с толку.

«Ой, ой нет, папочка, прости…»

Миранда неуверенно поднялась, подхватила ребенка правой рукой, в левой держа фонарик. Почувствовав, что правая нога онемела от скользкой слизи, девочка направилась в ту сторону, откуда пришла.

Доковыляв до тоннеля, упала на колени. Сердце колотилось, обливаясь ядом, все плыло как в тумане.

Фонарик укатился, его было не достать.

Миранда ползла, пробиралась вперед, но медленно, очень медленно. Онемение в левой руке уже достигло плеча, покалывание в ступне поднималось выше, к икре, к бедру. Все ее тело подвергалось нападкам, длинные шипы цеплялись за рубашку и волосы, а сердце младенца колотилось рядом с ее собственным. Вокруг распространялась рыбная вонь.

Снова выпрямившись, пошатываясь…

Прижимая левую руку к боку, спотыкаясь, царапаясь об острые листья, с онемевшей по бедро правой ногой, ощущая обжигающую кожу черную слизь…

Она упала.

Миранда просто лежала на спине, и дождь хлестал ее по лицу, забегая крошечными речушками прямо под нее.

Пальцы на левой руке распухли, став толстыми, как пробки.

Младенец лежал на маленькой девичьей груди. Слабый, но живой.

«Ты сегодня умрешь», – подумала Миранда Крабтри, уставившись на темные лапы деревьев, где молния рисовала рваные фигуры, превращая деревья в демонов, явившихся на службу. «Вот такая у тебя смерть».

Ей вдруг захотелось попробовать черную лакрицу, что они держали в банках на продажу. Сомью наживку, как звали ее заходившие в магазин старожилы.

«Ох, папочка, где же ты, прости меня, папочка, прости, что я такая глупая…»

Шел ливень, холодный, отупляющий.

Затем из темных глубин чащи у нее за спиной раздался ужасный грохот, затрепетали ветви над головой. Со всех сторон раздался треск, будто деревья выдирало из земли и бросало на землю, а ветер швырялся холодными каплями, так что Миранде чудилось, будто ее касалось дыхание какого-то громадного существа, и с этим ветром доносился яркий сосновый запах свежей смолы, который жалил ей ноздри, и да, что-то крупное, темное, рогатое, скалящееся, невозможное выходило из гущи деревьев…

«Это не по-настоящему, не на самом деле»

…чтобы поднять ее своей ужасной, ободранной от коры рукой, оплести лианами ее запястье, талию и ногу, поставить на землю и подтолкнуть по сырой земле. У нее крутило живот, намокшие волосы липли к голове, рука и голова горели.

А потом Миранда поняла, что к ноге вернулись чувства, жжение от черной слизи прошло, и она могла идти, вся мокрая и продрогшая, молча прижимая младенца к груди.

Наконец впереди забрезжил свет – булавочная головка посреди мрака. Поначалу девочка подумала, что этот свет перенесет ее в другой край, туда, куда ушла ее мать, Кора Крабтри, давно, когда Миранде было четыре годика. Но оказалось, что нет. Она огляделась и увидела, что стоит, увязнув в илистом берегу, где ее следы, как и Хирама и старой ведьмы, наполнились водой. Они вели к месту, где в грязи осталась плоскодонка, светя закрепленным на носу прожектором.

«Чтоб привести нас назад».

Но в свете молнии она не увидела ни лодочника, ни ведьмы, а ее левая рука, несмотря на ледяной дождь, вся горела, став твердой, как полено. Миранда вымолвила имя отца. Потом – всхлипы. Слезы. Рвотные позывы. Тошнота. Она рухнула в грязь, завалилась на спину, положив сверху ребенка и прикрыв правой рукой его слабо пульсирующий родничок.

Из темноты к слабому лучу лодочного прожектора вышла сутулая фигура. Невысокая, она смотрела себе под ноги. Повязанный на голову платок, сверкающие черные глаза, гладкий подбородок. В одной руке был дробовик Хирама Крабтри, в другой – пустая окровавленная миска.

Гром – будто весь мир содрогнулся.

«Мне только одиннадцать, – подумала Миранда, угасая. – Я не хочу умирать…»

Она ощущала на себе вес младенца, его слабое тепло сулило надежду.