Читать книгу "Песнь мятежной любви - Регина Райль"

Броская одежда привлекла моё внимание в первую очередь, но уже по фигуре и отдельным её элементам (спасибо штанам в обтяжку), я поняла, что передо мной парень. Так получилось, что в его лицо я взглянула в последнюю очередь, но, посмотрев, не смогла отвернуться — до того этот чёрт оказался красив.

Кожа безупречная, нежного оттенка, что даже я, да что я — многие девушки позавидовали бы. Парень обладал по-мужски рельефным лицом с правильными чертами, чётко выраженными надбровными дугами и заострёнными скулами. В правом крыле носа красовался пирсинг-кольцо. Невероятно живые, серые с голубым глаза подвели чёрной подводкой, а веки тронули тенями. У меня с тушью такой длины и густоты ресниц не получалось, как у него без этого женского ухищрения. Длинноватые иссиня-чёрные волосы начесали и залакировали. Пряди спускались на лицо, доходя до губ. По бокам шеи субъекта я заметила тёмные узоры татуировок, ныряющие под воротник, но разобрать, что изображено, не смогла.

Парень в свою очередь с удивлением, интересом и некой неосознанной радостью разглядывал меня, и улыбка трогала чуть пухлые губы.

Я с трудом, поразившим меня саму, отвела от него взгляд.

«Ишь напомажен, как есть модель», — подумала я, чувствуя раздражение, но не потому, что он не побрезговал макияжем и укладкой, а, что меня обдурили в очередной раз за сегодня — подсунув парня вместо девушки.

Увидев, что на моём лице отразилось негодование, он недоумённо вскинул бровь.

— Замечательно! — тут же отозвался Леонид Федорович и представил мне парня: — Родион, музыкант для которого мы снимаем промо.

Музыкант? Мои брови поползли вверх. Я посмотрела в его широко распахнутые глаза, подключая талант распознавать в людях творческие начала.

Дружелюбный и открытый взгляд, немного наивный и доверчивый, сразу обозначал в парне характер. Внутренний стержень и природное (или выработанное) обаяние у него имелись. Уверенный, и даже самоуверенный, он знал о своей привлекательности и стоял перед нами в расслабленной позе. Голову держал прямо и игриво смотрел с высоты почти двухметрового роста.

Чутьё подсказывало, что Родион одарён и обладал знаниями в сфере музыки не понаслышке. Он точно сыграл бы, дай ему сейчас отстроенную гитару в руки или выкати фортепиано. А ещё интуиция шепнула, что он не так прост, как казался — сбивала с толку приветливая улыбка. Я подозрительно относилась к излишне оптимистичным людям, а из парня жизнелюбие так и фонтанировало. И мне инстинктивно захотелось оказаться подальше, чтобы не забрызгало.

— Приятно познакомиться, — отозвался Родион низким певучим голосом с небольшой хрипотцой.

Речь внятная и чётко поставленная. Согласные, особенно «р» звенели, слетая с языка. Я подумала, что он вокалист — слишком запоминающимся и особенным голосом он обладал. И поймала себя на том, что мои уголки губ поползли вверх, чтобы вернуть ему улыбку. Конечно, я задавила глупое желание.

— Майя, — бросила я коротко и сердито, после чего подарила парню настороженный взгляд.

Тот моментально осадился и перестал улыбаться. Я заликовала, глупая. Не знаю почему, но ухмылочка Родиона меня раздражала. Зато когда он не улыбался, выглядел устрашающе серьёзно и старше своего возраста. Сейчас я дала бы ему лет двадцать шесть. Но без улыбки его лицо теряло пикантность, становясь обычным.

— Итак, прошу, — Леонид Федорович простёр руку в сторону подготовленного съёмочного места. — Не будем тратить время, Майя спешит.

— Да, конечно, — спохватился Родион и прошествовал мимо, поскрипывая кожей куртки и оставляя за собой шлейф запахов лака для волос, пудры и ещё чего-то приятного.

Когда он проходил, я отметила уверенность и вальяжность походки, а так же красивый профиль лица, хоть сейчас из бумаги вырезай.

— Проходите, Майя, — предложил фотограф. — Давайте сначала сделаем несколько кадров без гитары, согласны?

— Хорошо, — пожала я плечами, отставляя инструмент.

Родион встал под прожекторы. Освещённое ими, его лицо казалось ещё безупречнее. Обувь он не снял, а вот мои уличные боты чистотой не блистали — пришлось разуться.

Леонид Федорович взял камеру. Родион вёл себя расковано, а я занервничала, чувствуя нарастающую неловкость.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Видимо, фотограф понял это и тут же распорядился, как встать. Надо отдать ему должное, руководил он грамотно, прорабатывал позу до мелочей, вплоть до наклона головы, постановки рук и направленности взгляда. В принципе поза оказалась не напряжная — мы с Родионом стояли спина к спине, я сложила руки на груди, он зацепил пальцы за ремень брюк, головы мы повернули друг к другу, а взгляды направили в противоположные углы.

Первая же вспышка ослепила меня, а после их стало ещё больше. Но спустя какое-то время я абстрагировалась от того, сколько человек смотрели на нас. Ну, стоят двое, фоткаются, что такого? Фотосессия заставила меня лучше понять работу фотографа, моделей и персонала этой сферы. Это действительно труд. Одна лишняя деталь, одно неверное движение — и кадр испорчен. Чтобы добиться идеального снимка, нужно сделать десятки, а модель должна стоять неподвижно. И это только кажется, что поза непринуждённая.

Затем Леонид Федорович поставил нас с Родионом лицом друг к другу, в «три-четверти», так он любил называть постановку полубоком. Мне нужно было смотреть из-под прикрытых век в сторону, а парню — на меня. Не знаю, за каким эффектом гнался фотограф, но он с успехом добился, что моё сердце ускорилось. Волнительно, однако. Я кожей чувствовала этот взгляд, как если бы Родион касался меня.

Я успела подумать: «на что я подписалась» — раз, «мои волосы задевают его лицо» — два, «это нарушение интимного пространства» — три, «я покраснела» — четыре. Чем сильнее я волновалась, тем больше чувствовала неловкость.

Но бо́льшим испытанием стал момент, когда нам пришлось смотреть друг на друга. Мысли сразу перепутались, а ноги задрожали. Не знаю, что особенного было во взгляде Родиона, но он словно душу из меня вынул, перетряхнул и засунул взъерошенную обратно.

Спокойно смотреть, как он самым наглым образом приязненно улыбался, было невозможно — хотелось улыбнуться в ответ, что категорически запрещалось и фотографом, и моими внутренними установками.

Улыбка как у бельчонка. Чёрт, даже сравнение выходило милым.