Читать книгу "Попытки любви в быту и на природе - Анатолий Тосс"

И, видимо, она зажала трубку ладошкой, но мы все равно услышали.

— Да постой ты, — шептала кому-то Жека в сторону. — Не напирай так. И не тыкайся. Прекрати немедленно тыкаться! Посиди одну минуту спокойно.

Тут мы все в комнате переглянулись между собой, но так ничего и не сказали, не посоветовали. Да и что тут посоветуешь, когда в живого человека тыкаются почем зря, к тому же во время ответственного телефонного разговора.

— Знаете что, — наконец освободилась Жека. — Я вообще всех своих прежних сейчас как-то с трудом помню. Даже тех, с кем вроде и неплохо было. А все потому, что полоса у меня неудачная, что-то не везет мне на нормальных ребят уже давно. Все одни придурки попадаются. Вот и подзабыла я, как оно по-настоящему бывает.

Тут она снова прикрыла ладошкой трубку, но мы снова через ладошку разобрали:

— Да говорю тебе, не налегай так. Не видишь, что я по телефону говорю. — А потом снова нам в телефон: — Ну что, еще вопросы имеются? А то мне некогда особенно.

Но Жеке пришлось потерпеть со своим «некогда». Потому что вопросы у меня имелись — важные, принципиальные вопросы.

— Подожди, — попробовал я зайти с другой стороны. — Вот, например, если взять меня. Ты меня помнишь?

— Чего? — ответила Жека изумленно. — А зачем бы я тогда с тобой разговаривала, если бы не помнила?

Нет, не просто сегодняшнего телефонного «меня», — начал пояснять я. — А «меня» из твоего прошлого, когда ты щедро делила со мной часть себя. А я с тобой — часть себя. И равнозначный обмен получался, потому что делились мы, заметь, лучшими своими частями, не припрятывая их, не экономя ни на чем, не припасая ничего для других. Так вот ты про это отчетливо помнишь или позабыла?

Комнату снова заполнила пауза. Длинная, тягучая, обидная пауза из безразличной «громкой связи». Откуда она взялась, с чем была связана? — я не знал. А что, если вдруг Илюха оказался прав и Жека ничего не помнит о нашем взаимном прошлом? Я даже стушевался от такой неловкой мысли.

— Ну, мы с тобой любовью занимались, и не раз притом. Помнишь? — повторил я настойчиво. — И тебе нравилось вроде бы. Во всяком случае, ты так тогда говорила.

— Ой, ой, ой, нашел чем хвастаться, — наконец разнеслось из трубки. — Как будто он один такой…

У меня прямо отлегло тут же. Я сжал и тряхнул кулаком в скупом победном жесте, и выдохнул облегченно в комнату: «Помнит!»

А тут Жека еще раз зажала трубку. Но непроницаемо плотно у нее опять не получилось, и к нам в комнату сквозь ее ладошку снова просочились заглушённые звуки:

— Да что же это такое? Что же за напасть такая? — говорила она сердито в сторону. — Ты можешь не напирать так и не тыкаться, а посидеть спокойно? Господи, что ж мне так не везет?!

А потом снова нам, без ладошки, уже в «громкую связь»:

— А вообще-то жалко, что вы без меня до такого додумались. Жалко, что я сейчас не с вами у Инфанта. Ну что поделаешь, — вздохнула она, — каждому свое, кто-то ведь должен отрабатывать по полной, когда у остальных смена закончилась. Ладно, я вам перезвоню. У меня такое ощущение, что совсем скоро уже.

— Ты, главное, хвостик свой оберегай, — стал напутствовать я трудоголичку Жеку. — Он ведь, насколько я помню, когда ему не в кайф, поджимается, бедненький. Он ведь, когда не уверен… — начал было я, но она уже повесила трубку.

— Б.Б., — сказал я Б.Бородову, — не оправдался ты вместе с твоей теорией. Народ тебя вчистую опровергает, вон, Жека меня запросто вспомнила.

Да это потому что ты неправильно опрос общественного мнения проводишь, — заспорил Илюха. — Мы ведь договаривались только тем звонить, кому ты не вмастил своим умением. Ну тем, с которыми сильная рассогласованность произошла. А то нашел кому звонить — Жеке. И вообще, старикашка, не надо тебе эксперименты проводить, потому что на деле ты хреновый экспериментатор получаешься. Субъективный слишком. Пускай вон другие тебя заменят, — и Илюха кивнул на Инфанта. — Ну-ка, Инфантище, подмени товарища у станкового пулемета. Позвони кому-нибудь, но только тому, кто не вспоминает тебя добрым словом. Кому ты в утренних, сладких, эротических снах совершенно не приходишь.

И Инфант взял трубку и тяжело задумался. Наверняка ему было из кого выбирать, вот он и перебирал кандидатуры по памяти. А перебрав, стал набирать номер громкой телефонной связи.

По номеру долго не подходили, но Инфант терпеливо ждал и дождался результата. А дождавшись, начал разговор. Но те, которые слышали Инфанта, знают, что разговор он ведет туманно. А порой — густо туманно, непроницаемо туманно, как будто ты ранним утром в низине, трава по пояс и река неподалеку.

— Ну что… — проговорил он в телефон, когда линия соединилась, а потом тяжело вздохнул. Туда же, в телефон.

Кто это? — поинтересовался женский голос в трубке, который нам с Илюхой ничего совершенно не напоминал. Вообще никаких ассоциаций. Голос был спешащий, видимо, мы его тоже от чего-то оторвали. Неужели все девушки по вечерам так озабоченно заняты? Или мы звонили только таким?

— Это я, — отозвался Инфант, но слабо отозвался, как бы не веря в удачу.

— Кто «я»? — не поняла женщина в телефоне. Видимо, ей было не до шарад с ребусами, она, очевидно, опаздывала куда-то по важным неотложным делам.

— Ну я, — уклончиво настаивал Инфант, и теперь женщина задумалась, вспоминая, по-видимому.

— Ой, Петь, это ты? — вспомнила, наконец, она, и голос у нее заметно потеплел. — Ты чего так долго не звонил, куда запропастился? — и голос потеплел еще заметнее. — А я уж волноваться стала, думаю, может, с ним чего стряслось, может, не понравилось чего? Может, он меня запрезирал? Потому что я вообще-то, Петь, совсем другая, ты не обобщай по первому-то разу. Я обычно ничего такого себе не позволяю, особенно поначалу. Я просто, Петь, как-то так сразу к тебе почувствовала, знаешь, там, внутри, как почти никогда раньше не бывало. Потому что, Петь…

Она стрекотала, а я слушал и думал: надо же, неужели Инфанта можно с кем-то перепутать? Ну у кого еще может быть такой грустный, печально дребезжащий голос? Как будто в привозном мюзикле его наняли исполнять уже приевшуюся арию «оперного фантома», но только без слов. Ну действительно, неужели где-то по городу бродит некий Петя, который звучит также причудливо, как наш Инфант? Или это «громкая телефонная связь» так безжалостно искажает?

— …Ну так что, Петь, может, заедешь все же? А? Хочешь, хоть сегодня, ведь совсем не поздно еще. А то я просто извелась вся здесь одна. Так как, Петь? Садись на свои «Жигули», ты же у меня лихой, и всего через полчаса… — тут она звучно сглотнула накопившееся в горле. Может, дыхание, а может, волнение. — А я уж постараюсь… уж не как в прошлый раз… я уж…

Но тут у Инфанта что-то не выдержало в организме, и он, несмотря на наши умоляющие взгляды, прервал поучительный женский монолог. А зря, ведь он был красноречив, он был о любовной тяге, о желании, о страсти, да и о плотности жизни в целом! Просто целая серия зарисовок у нас перед глазами замелькала.