Читать книгу "Женщина в бегах - Рэйчел Хаузэлл Холл"

Но у Грей и так имелось достаточно информации, чтобы начать работать.

Было два часа дня, и на дороги выехали триллионы машин, хотя порой на шоссе попадались отрезки, по которым пролететь можно весьма свободно, и временами спидометр серебристой «Камри» Грей показывал около сорока миль в час. Она опустила стекла и включила Энджи Стоун, сетующую, что из-за любви она не может ни есть, ни спать.

И именно сейчас Грей испытала это лос-анджелесское чувство: почти что своя, одна в машине, а над ней — небо-убийца странного цвета и белые перья дыма впереди, справа и слева. Единственная женщина во втором по величине городе в Америке, и с каждым ударом сердца она будто становилась все менее заметной. В Лос-Анджелесе ее будто знали все и одновременно не знал никто. Кто-то говорил, что это плохо — как когда не различаешь цветов или если у тебя плоскостопие. Но Грей казалось, что подобная анонимность — ее родинка, как у Мэрилин Монро, или нос как у Барбры Стрейзанд.

Она долго ехала на север города, пока не добралась до гаража на медицинской площади при Калифорнийском университете. Площадь занимала почти семьсот тысяч квадратных футов. Здесь располагались амбулаторные и исследовательские центры, больницы.

Кардиолог Иан О’Доннелл работал в отделении неотложной помощи. Грей встречалась взглядами с пациентами, которые приехали сюда, потому что их беспокоят легкие, сердце или нежелательные выделения. На видавших виды стульях сидели мужчины со сбитыми костяшками. Диабетики ждали уколов инсулина, а дети, укутанные в одеяла, со страшным звуком кашляли. В зале ожидания стоял неприятный запах мокроты и немытых тел, но ковры были чистыми, и лампочки светили ярко.

Хотя бы так.

Грей сдвинула очки на макушку. Она скрестила ноги, будто ей захотелось в туалет. Покалывание и неприятное тянущее чувство возле пупка она проигнорировала — организм напоминал, что ей бы тоже не мешало заглянуть в больницу в качестве пациента. Вместо этого она оглядела помещение, оценила обстановку.

Люди вокруг шмыгали носами, у них слезились глаза, и Грей поежилась. Снова заболеть она не могла. Даже легкую простуду нельзя допускать. За простудой порой скрывается пневмония, а это и воспаленные легкие, и сухой кашель. А раз пневмония, то врачи начнут задавать вопросы о состоянии здоровья, а ни местному персоналу, ни докторам в жутковатых клиниках, где вместо пенициллина выдают ибупрофен, ей ничего рассказывать не хотелось.

— Следующий.

Грей поманила черная женщина, сидевшая за стойкой регистрации, и она шагнула вперед. Женщина протянула регистрационную форму.

— На что жалуетесь?

Вот и начались вопросы, а ведь у Грей и глаза не слезятся, и легкие чистые. И удаленный аппендицит. И живот болит. И, возможно, температура.

— Я не на прием, — ответила Грей. — У меня дело к доктору О’Доннеллу. Мне сказали приехать сюда.

Грей написала свое имя на бланке для поступления, затем отдала его женщине.

— Хорошо, присаживайтесь, — ответила та. — Возможно, он занят. Как видите, больных сегодня много.

Грей с гораздо большим удовольствием уселась бы рядом с пробирками с кровью, а не с простуженными людьми, переносящими вирусы, которые невооруженным взглядом не разглядеть. Поэтому она выбрала место возле старика, держащего у предплечья пропитанное кровью полотенце. Она сочувственно поморщилась, а затем достала из сумочки телефон.

Пришло время создать новый номер, ведь это ее первое крупное дело в качестве частного детектива. У Грей было приложение «Бернер», которое может сгенерировать сколько угодно телефонных номеров, при этом ее личный номер остается в тайне. У Ника Рейдера тоже был такой рабочий номер. У Дженнифер, Зэди и Клариссы и остальных коллег тоже были отдельные номера. А вот для коммунальных платежей и служб, налогов, квартплаты она использовала один номер.

Грей начинала переживать — и правда словно девственница на тюремном родео, но усмехнулась, когда «Бернер» создал номер для дела Изабель Линкольн.

Йи-ха!

Она вытащила бланки по делу из своего кожаного органайзера. Изабель Линкольн пропала без вести 27 мая, за день до своего дня рождения. Волосы каштановые, глаза карие. Рост средний. На левом бедре татуировка в виде бабочки.

Сердцеедка. Так отец Грей Виктор говорит о хорошеньких девушках вроде Изабель Линкольн. Большие невинные глаза. Сладкая невинная улыбка. Длинные волосы и скулы, как у моделей на обложке «Вога». На таких девушках женятся. Недостатков нет. «А ты не такая, — сказал бы Виктор Грей. — Ты… Капитанша. Такая серьезная. Надежная. Находчивая».

Грей перечитала еще раз пункт о расе Изабель. Белая? Изабель Линкольн не была «белой». Может, метиска. Да, очень сексуальная метиска. Изабель такая же белая, как Хелли Берри. Второй бланк был заполнен на кудрявую собаку шоколадного цвета. Лабрадудль по кличке Кенни Джи. Хозяин — доктор Иан О’Доннелл, но пес был с Изабель в день ее исчезновения.

— Грей Сайкс?

Грей взглянула на дверь, отделяющую комнату ожидания от процедурных. Голос принадлежал высокому, загорелому красавцу. Волосы светлые, плечи как у пловца, под синей униформой — мускулы.

— Доктор О’Доннелл?

Мужчина кивнул, и Грей подплыла к нему, протягивая руку для рукопожатия. Что-то у нее в животе шевельнулось и затрепетало — он просто стоял в дверях, но дыхание у нее перехватило. Врач оглядел ее короткую, под мальчика стрижку, рубенсовские бедра и викторианскую грудь, а затем глаза его остекленели, и он будто перестал ее видеть. Наконец он пожал ее руку.

— Можете называть меня Ианом. Я ожидал…

— Ник поручил ваше дело мне.

— Понятно. Поговорим в моем кабинете.

Пройдя через двойные двери, мимо людей, истекавших кровью, мимо астматиков и гудящих аппаратов, Грей наконец оказалась в кабинете Иана О’Доннелла.

Кабинет был чистым и аккуратным. На краю стола лежали папки, на пробковой доске — фотографии пациентов. Рядом с телефоном — фотографии Иана с Кенни Джи, Кенни Джи в шапочке хирурга и еще одна фотография Кенни Джи на пляже.

Грей положила сумку на кресло, а затем заметила фотографию Изабель. Лицо ее было в тени, за спиной садилось солнце. Разглядеть возлюбленную Иана можно было с трудом.

Интересно, медсестры, мимо которых они прошли (те, которые смотрели на него так, будто он для них свет в окошке), верили, что Изабель — его одна-единственная? А она и правда для него одна-единственная?

По словам доброго доктора, да, конечно. Они были так счастливы. Не ругались. У них были далеко идущие планы: свадьба, потом медовый месяц в Барселоне и абонемент в театр «Пантэйджес».

— Я думал, что мы счастливы.

Иан дергал себя за нижнюю губу, и теперь она стала вишнево-красной, словно ее ужалила пчела.

— Хочу, чтобы она вернулась домой. Чтобы она… Поговорила со мной и объяснила, почему ушла на этот раз. И почему еще и собаку забрала.