Читать книгу "Король и император - Гарри Гаррисон"

Короли и свита прошли в высокую, обитую железом дверь. А сгрудившиеся зеваки раздались и встали в предписанный для них полукруг.

Поднявшись по лестнице, Шеф впервые обогнал своего соправителя и подошел к зубцам башни. Торвин уже ждал его, одетый, как всегда, в простые, но безупречно чистые белые одежды. На шее жреца Пути висел серебряный молоточек — как знак посвящения Тору, а за пояс был заткнут настоящий молоток с двумя бойками, свидетельствуя о ремесле своего хозяина. Позади Торвина, в окружении других жрецов, стоял человек, который собирался лететь.

Шеф задумчиво приблизился к нему. На мужчине была одежда из простой домотканой шерсти, но не обычные рубаха и штаны, а нечто облегающее, словно выкроенное и сшитое из одного куска. Этот наряд почти скрывала накидка. По-прежнему молча, Шеф пригляделся. Тысячи и тысячи перьев, не просто воткнутых в шерстяную или льняную ткань, а прочно пришитых стволом к стволу. Накидка была жилками привязана к запястьям и лодыжкам, крепилась также к телу по линии плеч и вдоль позвоночника, однако свободно свисала по бокам.

Человек-птица, встретив взгляд короля, вдруг широко раскинул руки и расставил ноги. Накидка приняла форму не то паутины, не то паруса. Шеф кивнул, уловив замысел.

— Откуда ты?

Человек-птица отвесил поклон Альфреду, стоявшему на шаг позади Шефа.

— Из земель короля Альфреда, мой государь. Из Уилтшира.

Шеф воздержался от вопроса, почему человек явился к нему из другого королевства. Только один король платил серебром за новые знания, да так щедро, что изобретатели тянулись к нему из всех северных стран.

— Как у тебя появилась такая мысль?

Человек-птица выпрямился, словно приготовил свою речь заранее.

— При рождении, государь, я был крещен. Но уже много лет назад узнал об учении Пути. Я услышал историю о великом кузнеце Вёлунде Мудром и решил, что если Вёлунд смог подняться в воздух и улететь от врагов, то и у меня это получится. С тех пор я не жалел усилий, чтобы изготовить такое оперение; это последний образец из многих перепробованных мною. Ведь в сказании о Вёлунде говорится: «Смеясь, наверх он взмыл, полетел в одеянье из перьев». А я верю, что слова богов правдивы — правдивее, чем сказки христиан. Взгляни, я сделал себе амулет в знак моего предназначения.

С этими словами человек очень осторожно показал пару серебряных крыльев, висевших на шейной цепочке.

В ответ на это Шеф вытащил из-за пазухи свой амулет — лесенку с одной тетивой вместо двух, краки, знак его небесного покровителя, а возможно, и отца, малоизвестного бога Рига.

— До сих пор никто не носил крыльев Вёлунда, — заметил он, обращаясь к жрецу Торвину.

— И очень немногие носят лесенку Рига.

Шеф кивнул:

— Успех многое меняет. Но скажи-ка мне, человек Вёлунда, что, кроме сказания, заставляет тебя верить, будто ты сможешь полететь?

Крылатый человек, казалось, удивился:

— Разве не очевидно, государь? Птицы летают. У птиц есть перья. Будь у людей перья, и они бы летали.

— А почему же они не сделали этого раньше?

— У них не было моей веры.

Шеф снова кивнул и неожиданно вспрыгнул на башенный зубец, застыв на узкой полоске камня. Телохранители обеспокоенно дернулись в его сторону, но путь им преградил великан Бранд.

— Полегче, полегче, — проворчал тот. — Король не из Холугаланда, но он все-таки немножко моряк. В ясный день не свалится с ровного места.

Шеф посмотрел вниз и увидел две тысячи запрокинутых лиц.

— Назад! — крикнул он, разводя руки. — Отойдите. Дайте ему место.

— Думаешь, я упаду? — спросил человек-птица. — Хочешь испытать мою веру?

Взгляд Шефа скользнул мимо него, отыскав в толпе среди поднявшихся на башню жену Альфреда, леди Уэссекс. Подруга детства Шефа и его первая любовь, Годива оставила его ради человека, в котором было больше доброты. Ради того, кто не стремился использовать других людей в своих целях. Она смотрела с укоризной.

Шеф отвел взгляд и взял человека-птицу за плечо, стараясь не смять перьев.

— Вовсе нет, — ответил он. — Но если они не отойдут от башни, им будет плохо видно. Я хочу, чтобы эти люди могли рассказать своим детям и внукам кое-что интересное, а не только оправдываться: «Он так быстро пролетел, что я ничего не заметил». Желаю тебе удачи.

Человек-птица гордо улыбнулся, осторожно шагнул на приступку, затем встал на краю рядом с Шефом. Толпа ахнула от изумления. Летун стоял, расправив наряд на сильном ветру, который дул сзади и прижимал перья к спине. «Этот парень считает, — подумал Шеф, — что накидка подобна парусу, что она понесет его, словно кораблик, по ветру. Но что, если это вовсе не парус?» Человек-птица присел, собрался с духом и стремглав ринулся вперед, крикнув во весь голос:

— Веди меня, Вёлунд!

Его руки колотили по воздуху, а накидка волнами полоскалась над ним. Шефу пришлось отвести взгляд, а потом… Удар о камни — и со двора донесся дружный стон зрителей. Посмотрев вниз, король увидел тело, лежащее футах в пятнадцати от основания башни. К нему уже бежали люди Пути, жрецы Идун-Целительницы. Среди них Шеф узнал щуплую фигурку еще одного друга детства, бывшего раба Хунда, носившего, как и он сам, собачью кличку вместо имени. Теперь Хунда считали лучшим травником и костоправом Британии.

Должно быть, лекарей там поставил Торвин. Значит, он разделял дурные предчувствия Шефа.

Лекари внизу закричали:

— Он сломал обе ноги и сильно расшибся. Но позвоночник цел.

Годива вместе с мужем тоже заглядывали через стену.

— Смелый человек. — В ее голосе прозвучала нотка осуждения.

— Мы окажем ему самую лучшую помощь, — пообещал ей Шеф.

— А сколько денег ты бы ему дал в случае удачи, если бы он пролетел, скажем, целый фарлонг? — спросил Альфред.

— Ну, за фарлонг я заплатил бы сто фунтов серебра.

— А сейчас дашь бедняге что-нибудь за увечья?

Шеф упрямо поджал губы — не любил, когда на него давили, требуя щедрости или снисхождения. Он знал, что Годива рассталась с ним из-за его суровости. Но сам не считал себя жестоким. Он просто делает то, что должен делать. Королю надо заботиться обо всех своих подданных, а не только о тех, кто рядом.

— Верно, он смелый, — произнес Шеф, отворачиваясь, — но еще и глупый. Этот человек способен лишь на слова, а в святилище Пути признают только дела. Не так ли, Торвин? Он прочел твою книгу преданий и сделал ее своим молитвенником, вроде христианской Библии. Предпочел верить в писание, но не вдумываться в него. Нет, я приставлю к нему лучших лекарей, но ничего не заплачу.

И снова со двора донесся голос:

— Он пришел в себя! Говорит, что напрасно взял куриные перья, ведь куры роются в земле. В следующий раз будут только перья чаек.