Читать книгу "Под флагом цвета крови и свободы - Екатерина Франк"

– Смотри, куда идешь, Неудачник! – раздался резкий окрик одного из матросов: кажется, Эдвард случайно выплеснул воду из тяжелого ведра на его рубашку и жилет. Дойли, негромко пробормотав что-то, попытался пройти мимо, но оскорбленный схватил его за грудки:

– Эй, я с тобой говорю!

– Сэр, пожалуйста, не надо! – поспешно прозвучал приятный юношеский голос, заставивший Джека вздрогнуть: слишком хорошо он знал его обладателя. – Мистер Уайт, лучше снимите мокрые вещи – сейчас повесим вон на ту веревку, и через час уже высохнет. А пока, если хотите, я дам вам свою рубашку…

Генри Фокс, славный и добрый парень, за проведенные на его корабле полгода ставший любимцем команды за легкий характер и умение ладить с кем угодно, смешно путающий названия парусов и снастей, с трудом понимающий ту смесь морских терминов и фраз на самых разных языках, которой пользовались в разговоре его товарищи – Рэдфорд знал, что порой слишком многое позволяет ему, но не мог остановиться. Из всех членов команды лишь Генри не боялся его гнева и совершенно искренне заступался за презираемого остальными Эдди–Неудачника, получая в ответ лишь полные плохо скрытой злости взгляды от самого Дойли и мягкие выговоры со стороны капитана.

На сей раз Эдвард, похоже, даже не обратил внимания на своего заступника: как только Уайт отпустил его и начал раздеваться, он вновь прижал к груди ведро и двинулся дальше – перемывать злосчастный участок палубы. Нисколько не обидевшийся Генри перехватил промокшие вещи и отправился прямо в противоположную сторону, будто ничего и не случилось. Джек, почувствовав закипающую в его душе жгучую злость, поспешил отвернуться.

Даже удивительно сытный и вкусный для привыкших к самой простой и грубой пище матросов обед: свежие сухари из чистого ржаного хлеба, горячее варево из картофеля, брюквы и свежего черепашьего мяса – Джек, как ни старался, не мог отучить матросов во время рейдов воздерживаться от добычи столь любимых ими «зеленых консервов» – подкрепленный хорошей кружкой разбавленного водой, сахаром и лимонным соком, не избавил капитана от его тягостных раздумий. Дело, конечно, было не в чрезмерной доброте Генри или в присутствии на корабле ненавистного Дойли, наконец, признавался себе Рэдфорд, после трапезы в очередной раз запираясь в своей каюте и обреченно глядя на расстеленную на столе с самого утра ненавистную карту.

Сам Джек навигатором был весьма посредственным, картографию знал преимущественно теоретически, лишь немного разбираясь в астрономии и в многочисленных таблицах, с помощью которых можно было после долгих и муторных манипуляций примерно вычислить расположение корабля в данный момент – но и эти знания он приобрел скорее от нерегулярной периодической практики, чем вследствие серьезного обучения. Хороших штурманов среди пиратов всегда было немного – еще бы, такие и честным путем могут жить в свое удовольствие!

На «Попутном ветре» штурманы обычно не задерживались: кого-то не удовлетворяла его доля, кто-то не сходился характерами с самим капитаном. Надежда появилась после прихода Томаса Эрроу, толкового и покладистого здоровяка, подходившего во всех отношениях, но месяц назад сгинул и он, во время абордажа зачем-то бросившись на выручку товарищам и получив заряд картечи в спину. Конечно, он должен был знать, что главная его обязанность во время боя – отсиживаться в трюме и по возможности помогать судовому доктору; поэтому Рэдфорд не слишком жалел бы о его потере, не будь она связана с еще одним серьезным затруднением: им снова требовался штурман, а до тех пор, пока он не появится, приходилось обходиться тем, что есть. В данном случае – более чем скромными знаниями и умениями капитана.

Без малейшего намека на стук дверь приоткрылась и в образовавшуюся щель просунулась темноволосая кудрявая голова Генри:

– Можно?

– Можно, можно, – усмехнулся Джек, сворачивая ненавистную карту, всю испещренную разнообразными карандашными росчерками и пометками, сделанными в процессе вычислений. Вслед за юношей в дверь протиснулся хмурый и недовольный Макферсон, которому он приветливо улыбнулся и снова посмотрел на Генри с веселыми искрами в глазах:

– В чем на сей раз ты провинился?

– В невыполнении вашего прямого приказа, капитан, – в темных глазах юноши сверкнуло довольно редкое при его покладистом характере выражение затравленного упрямства. Джек поднял бровь:

– Даже так? Интересно, и каким же образом?

– Отдав половину своего обеда нашему… кхм, господину бывшему подполковнику, – проворчал Макферсон, недовольно поглядывая на них обоих: ему и самому не слишком нравилась навязанная Рэдфордом игра, но, в отличие от Генри, он привык в точности выполнять указания начальства. – Капитан, вы ведь сами распорядились, чтобы…

– Совершенно верно, мистер Макферсон, – с трудом сохраняя невозмутимый вид, кивнул Джек. – Я с ним серьезно поговорю. Что-нибудь еще?

Слава Богу, ничего более значительного у слишком серьезно относившегося к своим обязанностям старого боцмана не произошло, и Джек с облегчением собственноручно захлопнул за ним дверь, после чего на пару секунд прижался к ней лбом в приступе беззвучного смеха и, приняв строгий вид, обернулся к по–прежнему неподвижно стоявшему у стола Генри.

– Это несправедливо, – тихо и необыкновенно серьезно проговорил тот. Веселье как рукой сняло – Джек шагнул к нему и привычно обнял за плечи:

– Я же уже говорил тебе, что твоя доброта ничем не поможет. Знаешь, что этот Дойли сейчас думает о тебе? То, что ты унизил его своей помощью, и только. – Юноша упрямо молчал, не поднимая на него глаз. – Чего ты добиваешься? Я очень, очень рад, что ты присоединился к нам и смог найти общий язык с командой, но ты ведь не думаешь, будто этого достаточно, чтобы стать пиратом?

– Не думаю. Просто мне казалось, что надо помогать своим товарищам, как ты сам и говорил, – по–прежнему тихо отозвался Генри. Рэдфорд закатил было глаза, но тотчас припомнил, что действительно сказал это пару недель назад в приступе чрезмерной разговорчивости, уже не раз и не два подводившей его в жизни. Мысленно ругнувшись, он попытался придумать какое-нибудь достойное объяснение своим словам, но, не найдя его, честно сказал именно то, что думал:

– Так если бы товарищам. А то – этому Дойли, будь он неладен…

***

То, что матросы пиратского корабля никогда не примут его как своего товарища, Эдвард понимал с самого начала. Понимал – но сперва ему это было просто все равно, а потом… впрочем, потом тоже. Безразличие ко всему вообще было необыкновенно полезно: стало легко и просто выполнять самую черную и грязную работу, вне очереди выстаивать полную ночную вахту по четыре и пять раз за неделю, а потом, пошатываясь от усталости, заваливаться спать в засаленный, пропахший солью и потом гамак, не слушая насмешливых или оскорбительных окриков. Эдди–Неудачник – обидное, но верное прозвище на редкость быстро приклеилось к нему, и спустя месяц он начал отзываться на него, будто на родное имя.

Пол камбуза, набранный из кое-как обструганных досок – видимо, первоначально здесь был один из трюмовых отсеков, пока пираты, по своему обычаю, не перекроили весь корабль так, как им пришлось по душе – был неимоверно грязным и жирным, и Эдвард с отвращением думал, что после едва ли получится дочиста отмыть руки. Мерзкое сало забивалось под ногти, пальцы щедро усеивали крупные и мелкие занозы – о, теперь он прекрасно понимал то злорадство, с которым Джек отправил его сюда… Отвратительнее всего было громкое чавканье кока, наблюдавшего за его работой тоже наверняка с издевательской ухмылкой – Макферсон в своем рвении заявил, что и ужина сегодня «господин подполковник» может не дожидаться. Оставались лишь поспешно сунутые ему Генри и теперь припрятанные за пазухой два сухаря – остальное, то, что Дойли не успел сразу убрать туда же, заметивший все боцман поспешил забрать. Сперва Эдварду и самому неимоверно хотелось швырнуть эту подачку в лицо наглому юнцу, но желание есть пересилило гордость, а теперь, отчаянно презирая себя, он все же не мог дождаться момента, когда удастся спуститься в темный трюм и там уничтожить, наконец, заветные сухари.