Читать книгу "Пари на красавицу - Ирина Муравская"

— Пять.

Сжимаю все, оставляя один. Средний.

— А теперь?

Глеб хихикает. Оценил.

— Как не культурно. Ты же девочка.

— Девочка считает до пяти и красиво уходит в закат. Попробуй успеть меня заинтересовать. Один, два…

— Это касается твоей сестрёнки.

Ненавижу эту стерву.

— Сводную. Она мне не сестра. Три…

— Неважно. Мне нужна твоя помощь. Ты же всегда «за» ей насолить, я знаю. Да все знают.

— Четыре…

— Помоги затащить её в койку. Буду должен.

Пять так и не прозвучало… Ого. Чёрт какой. Смог-таки заинтересовать…

Заинтересовать? Нет, неправильно выразилась. Скорее поразить. Поразить своей феноменальной тупостью. Да! Вот так будет вернее.

— Ты того? — многозначительно присвистывая покручиваю пальцем у виска. — Кукушка от зашкаливающего эго поехала? Я похожа на сутенёршу?

— Да нет. Ты не так поняла…

— Да так я поняла, так. Ты больной озабоченный полудурок. Иди лечись.

Подхватываю вещи и болтающуюся на спинке стула сумку, рывком подрываясь из-за стола. Не буду ждать Анику с Борькой, догонят. Нахрен. От дебилов нужно держаться подальше. Вдруг это заразно и передаётся воздушно-капельным.

Нифига. Догоняет. Слышно, как топают по глухому полу коридора его найковские кроссы в три моих зарплаты. Приставучий мажоришка.

— Мальвина, стой! — из принципа игнорирую. — Мальвина! Параша… Тьфу, блин, прости… Покровская!

Торможу, без особого воодушевления оборачиваясь на голос.

— Параша — это то, куда я засуну твою башку, если ещё раз так назовёшь!

— Ладно, ладно. Прашечка, так лучше?

— Не лучше. Зови по фамилии. Это раздражает меньше всего.

Прасковья, Праша, Прашечка… Параша, чтоб её. Мамочка у меня огонь. Знала, как подгадить любимой доченьке. Мне, конечно, очень приятно, что меня назвали в честь покойной прабабушки, но это имя в наше время как объявление на лбу крупными буквами: «тренировка чувства юмора, стеби сколько душе влезет. Грустный ослик всё вывезет. Выбора нет».

Народ и отжигал в меру своей соображалки. Самое распространённое, конечно же: «Девушка Прасковья, из Подмосковья…». Каждый второй доморощенный ловелас считает своим долгом спеть эту серенаду. Но Глеб пошёл дальше и оказался ещё оригинальней, сыграв на других нотах. Мальвина, блин. Сам ты Буратино, поленом бы тебя по роже.

— Окей, Покровская, — примирительно вскидывает руки Глеб. Какой покладистый. Это потому что ему от меня что-то надо. Но надолго его всё равно не хватит. Снова начнёт обзываться. Собственно, одна из причин, почему он меня так раздражает. Я его не трогаю, хрен ли меня касаться? Хорош же всё было! Год жили-не тужили, обоюдно не вспоминая друг о друге, зачем портить идиллию? — Выслушай всю ситуацию, — меня подзывают поближе в духе: тсс, иди чё покажу. Класс. Будто я первоклашка, а он педофил, приманивающий меня конфеткой… И видимо я первоклашка. Потому что подхожу.

— Ну давай, вещай свой гениальный план, — милостиво разрешаю я. — Я настроила локаторы.

— Ты ж с сестрой своей не ладишь.

— Это вопрос или утверждение?

— Утверждение. Но вопросительное. Так как?

— Ну… допустим у нас контры.

— Контры? Да вы друг дружку не перевариваете.

Это так заметно? В универе мы почти не пересекаемся. У неё своя компашка, у меня своя. А вот дома, сука, делим на двоих ванную. И это мой личный болючий чирей на заднице. Болючий, гнойный и мерзкий.

— Ближе к делу, товарищ. Ближе к делу, — тороплю я.

— Не хочешь её проучить? Бабы мстительные, я знаю, — ух ты ж, с какой самоуверенностью заявляет. Прям гуру женской психологии выискался.

Вырвавшийся из меня смешок больше напоминал хрюканье.

— Проучить? Подложив под тебя? Ты настолько хреново тр*хаешься, что секс с тобой сплошные мучения?

Ага. А вот уж и не такой самоуверенный. Теперь Глеб смотрит на меня, словно мысленно заряжает кольт и лупит пулю мне точно в лоб.

— Можем чуток задержаться на пары, и я, не отходя от кассы, докажу тебе обратное.

Меня только что не передёргивает.

— О, нет. Спасибо. Это тоже самое, что искупаться с бомжами в бассейне.

— Обижаешь.

— Да? А кто не далее, как на прошлой неделе обучал в подсобке Машку с параллели ораторскому искусству?

— Ты имела в виду: оральному? — хмыкает Воронцов. То, что их застали и сплетни быстро разнеслись по универу его мало волновало. Порой складывалось впечатление, что его вообще ничего в жизни не волнует.

— Я имела в виду: у меня нет желания пачкаться об твои хламидии. Они ещё не надумали составить петицию?

— Какую?

— Ну типа: долой триппер, требуем абсолютную монархию и полный соцпакет!

В ответ с тяжёлым вздохом закатывают глаза. Ща как в черепе затеряются, потом не найдём.

— Мальвина, у тебя язык без костей!

Какое мудрое наблюдение. Нобелевку в студию.

— Ты учебник анатомии только на разделе половых органов открывал? В языке костей вообще нет.

Глеб нетерпеливо отмахивается, всем видом показывая, что такие детали его мало беспокоят. Мол, это был оборот речи, чего прикопалась?

— Так что по Лерке? — не унимается он.

— А что по Лерке?

— Поможешь?

— В чём?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Мне нужно её закадрить.

— Стоп. Только что было про койку.

— Это приятный бонус. Но первостепенно мне надо, чтоб она в меня втюхалась.

Класс. Ещё лучше. Накачать эту клушу снотворным так-то попроще, чем искать гипнотизёра.

— А сам что, уже не справляешься? Как же твоё природное обаяние, харизма и мешок денег вместо цветов?

— Скажем так, они её не особо впечатлили.

— Надо же. Я даже слегка зауважала Лерку. Правда её не впечатляет никто, кроме неё самой, так что не считается.