Читать книгу "Пока ложь не разлучит нас - Евгения Горская"

Телефон стоял рядом с компьютером, он снова посмотрел на присланную фотографию. Захотелось ударить по дисплею кулаком.

Стас закрыл почту, взял в руки мобильный и, услышав голос Камиллы, велел:

— Приезжай через час!

Она знала, куда надо ехать. В квартиру, которую он снял для их свиданий.

Слава богу, она не перезвонила, не начала ломаться, как обычно, и ему не пришлось искать повода, чтобы её уломать. Впрочем, сейчас искать повод необходимости не было, сейчас повод имелся.

Заперев кабинет, он сбежал по лестнице вниз. На улице светило солнце. Он любил ясные дни, но сейчас солнце только прибавило злости. Оно словно тоже решило над ним поиздеваться.

Офисная стоянка была уже полностью заполнена, ему пришлось покрутиться, пропуская чей-то «Форд». Но больших пробок в городе не было, до квартиры он доехал за полчаса.

Ждать Камиллу предстояло ещё пятнадцать минут. Камилла, в отличие от других женщин, рассчитывать время умела и на встречи приходила вовремя.

Еды в квартире не было, не считая ерунды вроде печенья, а коньяк должен был остаться. Ему иногда хотелось выпить после любовных утех, и он позволял себе глоточек.

Камиллу ему приходилось уламывать каждый раз, словно она только что впервые оказалась с ним наедине. Это и раздражало, и возбуждало одновременно, и, вообще-то, Стасу нравилось. Он как будто каждый раз одерживал победу.

Бутылка стояла на месте. Стас отхлебнул прямо из горлышка, подождал, когда тепло разольётся по пищеводу. Отпил ещё и поставил бутылку на место.

Заскрежетал замок, он вышел в прихожую.

Камилла была красивой женщиной. Её даже очки не портили. Вообще-то, очки её красили. Без очков она становилась обычной, каких на улице миллионы. Впрочем, очки Камилла снимала редко.

А вот фигура у неё была просто великолепной, выше всяких похвал.

Высокая, стройная, длинноногая, она заметно выделялась из толпы. Стас обалдел, когда впервые увидел, какая у Антона подружка.

Сам Антон, конечно, тоже замухрышкой не был. До Стаса не дотягивал всего пару сантиметров, а своим ростом в сто девяносто Стас гордился.

Но было в Антоне что-то, что предполагало видеть рядом с ним обычную незаметную девчонку, а не сексапильную Камиллу. Наверное, потому, что говорил Антон мало, за девочками не ухлёстывал и в любой компании казался малозаметным.

— Привет, — сказал Стас и приобнял Камиллу.

От неё пахло новыми духами. Запах был лёгкий, свежий, но почему-то вызвал раздражение.

* * *

Камилла обиделась, когда брат, позвонив утром, стал уговаривать её разрешить какому-то своему приятелю пожить в тёткиной квартире. Илья заговорил об этом так, словно Камилла обязательно должна была потребовать денег за проживание.

Друг переехал в Москву из провинции, работу ему обещали неплохую, но в первое время проблемы с деньгами неминуемо должны были возникнуть.

— Я всё понимаю, Илюша, — обиженно сказала Камилла. — Пусть живёт. Как ты мог подумать, что я буду возражать!

Она считала себя добрым человеком, и сомнения по этому поводу оскорбляли.

— Пусть живёт, — повторила Камилла. — Только с вещами пусть обращается аккуратно.

Тёткина квартира пустовала почти два года. После смерти родственницы она принадлежала Илье и Камилле, они собирались её сдавать, но так и не собрались. Они даже тёткины вещи толком не разобрали — то времени не хватало, то желания заниматься этим не было.

Вообще-то, квартира слова доброго не стоила, однушку в блочной пятиэтажке сдать можно было только за копейки, а копеек и Камилла, и Илья, слава богу, в последнее время не считали.

Разговор оставил неприятный осадок. Илья уговаривал её, как какую-нибудь жадную старую бабку. Но Илья простился с ней довольный, повеселевший, и Камилла этому порадовалась.

Жаль, что её настроением мало кто интересовался.

Антон утром даже поговорить толком с ней не пожелал.

Она это ему простит, конечно. Она многое ему прощала, но обиды накапливались и накапливались, и ей постоянно приходилось с ними бороться.

Её семейная жизнь была нелёгкой, только никто об этом не догадывался, даже Антон.

За окном слегка колыхались ветки растущей у подъезда берёзы. Листья на берёзе были ещё молодые, светлые. Камилла обожала лето. От вида свежей зелени даже обида на Антона отступила.

Нужно обязательно погулять в парке. Камилла за время карантина насиделась дома, теперь надо использовать каждый хороший день, чтобы дышать свежим воздухом.

Она быстро нанесла тени, подкрасила губы. Надела джинсы, с удовольствием оглядела себя в зеркало.

Телефон зазвонил, когда она нащупала в сумке ключи.

— Приезжай через час! — приказал Стас и отключился.

Настроение испортилось сразу.

Она знала, что ехать нельзя, и знала, что поедет. Стас словно имел право ей приказывать, а она обязана была подчиняться.

Ей хотелось забыть о том, что она встречается со Стасом.

Ей хотелось забыть об этом после каждой встречи, но потом Стас вновь её обнимал, она делалась безвольной и, ощущая стыд и ужас, чувствовала, как покалывающий холодок на коже от его рук сменяется жаром.

На свидание она поехала на такси. Смотрела на плечи водителя и обещала себе, что сегодня же, сейчас же эту связь оборвёт.

Она хотела сказать, что приехала сюда в последний раз, когда Стас её обнял, но не успела.

— Когда Антон уехал сегодня из дома? — Стас отодвинулся от неё и легко тряхнул за плечи.

— Что? — удивилась Камилла.

— Когда Антон уехал сегодня из дома?

Глаза у Стаса были напряжённые, злые, Камилла таких глаз у него не помнила.

— Утром. Как обычно, — она пожала плечами. — А что?

Стало так противно, что она находится в этой чужой квартире, что Камилла попятилась к двери.

— Во сколько он уехал? — Стас с силой сжал ей плечи.

— Я не помню. Стас, что случилось? — Она отодвинула его руки.

Он как-то сразу обмяк, Камилле даже показалось, что он сделался меньше ростом.

Повернувшись, он подошёл к окну в комнате и, не глядя на Камиллу, зло и медленно сказал:

— Меня сегодня утром пытались убить.

* * *

Второй удар судьба нанесла два дня назад, в субботу. Нет, кажется, прошло уже три дня.

К субботе Антон успокоился. Ему даже стало любопытно, как скоро Росовский поймёт, что без Антона ему не справиться. Оставался только гнусный, противный осадок оттого, что он позволил обвести себя, как младенца.