Читать книгу "Доверяя до самого горизонта - Наталия Романова"

Люблянская Артемида, в девичестве Прохорова, ныне счастливая жена и мать троих дочерей, некогда успешная балерина, вышла на покой в тридцать лет, на пике карьеры, выхватив счастливый билет в виде преуспевающего бизнесмена и фамилии Люблянская. Согласитесь, Артемида Люблянская звучит красочнее Прохоровой. Не мешкая, она закрепила свой успех рождением трёх дочерей, оставшись при этом в отличной форме.

Семья Люблянских – воплощение ставшей крылатой фразы: «Папа работает, а мама красивая». Артемида действительно была красива в молодости, даже сейчас грация и аристократические манеры оставались при ней. Достижения же косметической хирургии и инновационной косметологии помогали достойно выглядеть.

Сергей был не столь красив, хоть и обладал мужской харизмой, притягивающей дам от восемнадцати до восьмидесяти. Главными достоинствами Сергея были умение зарабатывать хорошие деньги и обширный кругозор. Артемида искренне любила первое и не могла по достоинству оценить второе. В самом деле, какое дело ей до космических небесных тел, находящихся за пределами нашей звёздной системы, квазаров и прочих сверхдальних объектов, если в этом сезоне в моде фалунский красный, а в Большом дают Коппелию. По задумке Артемиды, её совместные с Сергеем дети должны были родиться красивые, как мама, и умные, как папа. Так оно и получилось в двух случаях из трёх.

Агриппина была копией матери, с успехом училась балету в Лиссабоне. И не менее успешно вышла замуж на преуспевающего бизнесмена, помимо прочего владеющего издательством глянцевых и периодических журналов, где сейчас трудилась, естественно, директором. Ведь к красоте мамы и деньгам мужа прибавлялся ум папы.

Младшая, Аврора, сделала блестящую карьеру в художественной гимнастике, сейчас сияла красотой на раутах и вечеринках, тщательно следя за собственной репутацией. Чтобы к моменту, когда познакомится с кем-нибудь успешным и перспективным, быть вне подозрений и скандальных сплетен. Одновременно с этим она закончила факультет журналистики и вела светскую хронику в одном из журналов Агриппины.

А я… Иногда я думаю, что когда мама впервые взглянула на меня в родильном доме, она воскликнула: «А это что за… Фая». Меня и назвали максимально не пафосно, не в духе блистательной Артемиды Люблянской – Фаина. Ещё в дошкольном возрасте стало понятно, что я сломала мамину систему, родившись красивая, как папа, и умная, как мама. Скорее всего, Аврора появилась с единственной целью – закрыть неудачу со мной.

Нет-нет. Мной занимались, пытались вырастить из того, что уродилось, человека. Честное слово, я не росла нелюбимым и заброшенным ребёнком! Меня водили в спортивные секции, где тренеры один за другим разводили руками, намекая маме, что из славной белобрысой девочки не получится олимпийской чемпионки по фигурному катанию, художественной гимнастике, большому теннису, горным лыжам, дзюдо. С шахматами и ранним развитием я тоже не подружилась. В пять лет читала лишь по слогам, считала только в пределах двадцати, а английский и французский языки учила по детским песенкам, никак не желая поддерживать беседу с родительницей. У меня не обнаружили абсолютного слуха, тяги к рисованию, и даже кружок оригами не вызвал в моей душе отклика.

В итоге меня «приткнули» в спортивные бальные танцы, к знаменитому тренеру, который терпел меня из уважения к заслугам мамы и деньгам папы. У меня даже партнёр был – мои родители честно оплачивали занятия талантливого мальчика за честь таскать меня по паркету. Кое-как мы добрались до международных конкурсов, болтаясь где-то в середине турнирной таблицы, но и тут Артемиду ждало разочарование. Мой подрастающий организм отреагировал на гормональный взрыв раздавшимися бёдрами и неатопической астмой*, встречающейся не чаще трёх процентов от общего количества больных, а у детей и того меньше. И если в бёдрах заслуженный тренер большого греха не видел, то астма подбила на корню хрупкие ростки надежды на моё очеловечивание. Врачи запретили сильные физические нагрузки. К чести Люблянских, мой партнёр остался на их финансовом попечении и в дальнейшем достиг приличных высот.

Несколько лет меня усердно лечили. Показывали светилам медицины, отправляли в санатории и в благоприятные климатические условия с доверенными лицами. У мамы оставались ещё две дочери, требующие времени и сил, так что я не в обиде. Да и на что обижаться? На четыре года в Италии? Или летние каникулы в Швейцарии? И всё это без родительской ежесекундной опеки и наставлений! Любой подросток, не раздумывая, вытянет подобный счастливый билет. Постепенно приступов становилось меньше, а потом они и вовсе сошли на нет. Врачи предупреждали, что диагноз со мной навсегда, но в последнее время я даже не вспоминала о заболевании, скрасившем мне юность.

После окончания российской школы экстернатом, попутно получив школьное образование в Италии в естественно-научном направлении, я поступила учиться на журналиста. Выучилась с горем пополам, не имея ни малейшего желания ни быть этим самым журналистом, ни слыть им.

К двадцати шести годам я не сделала значимой карьеры в мире спорта, музыки или балета. Не достигла высот в бизнесе, не вела успешный тревел-блог, не стала востребованным журналистом, политиком, кинодивой.

Я не выглядела как модель, обходилась без виниров и удаления комков Биша. Ко всеобщему ужасу дам Люблянских, не боролась с лишним весом, которого, по всем нормам, у меня не было. Мой рост остановился в шестнадцать лет, достигнув стандартных ста шестьдесяти двух сантиметров, а вес держался на уровне пятидесяти двух килограмм. При этом у меня была в наличии грудь полного второго размера и те самые, треклятые бёдра. Чтобы достигнуть вожделенных сорока восьми кило мне нужно попросту отрезать грудь и большую часть мягкого места или перестать есть совсем. Откуда, скажите на милость, у столь бесталанной и бестолковой меня возьмётся сознательность для подобного подвига?

– У меня для тебя задание, – после непродолжительной беседы о моём несчастном житье-бытье фрилансера и дауншифтера – а жить в однушке на окраине города, несомненно, акт даунтшифтинга, – напомнила о цели нашей встречи Агриппина. Упаси вас бог назвать её Грушей или Груней. Такое мог позволить себе только её муж и лишь в присутствии членов семьи.

– Какое?

– Напишешь статью о питомнике «Звезда Хакасии».

– О чём? – вылупила я глаза.

Звезда – ладно. Питомник – может быть. Но Хакасия? Это где вообще? Мысленно я пробежалась взглядом по карте необъятной родины, как в старой песне пелось, от Москвы до самых до окраин. Нашла продолговатое небольшое пятно где-то на просторах Сибири и...

Ёжкины морковки!

– Племенное разведение ездовых пород собак. Чемпионы России по рабочим качествам. Чемпионы РКФ по рабочим качествам. Национальные чемпионы по рабочим качествам. Интернациональные чемпионы по рабочим качествам, – расстреливала меня как из пулемёта сестра.

– Ау! – вскрикнула я. – Какие собаки? У тебя новый журнал о кинологии? Я-то здесь при чём?

– Ездовой спорт – это спорт, – Агриппина подняла идеальную бровь, намекая на мою беспросветную глупость.