Читать книгу "Закат созвездия Близнецов - Антон Леонтьев"

И вот это произошло. В ночь с седьмого на восьмое ноября. После тягомотной лекции, праздничного офицерского застолья и особо прибыльной ночи, которая принесла небывалый доход, Егор оказался на квартире у замполита, чтобы получить законные двадцать процентов. Сначала его доля была двадцать пять, а неделю назад стала — двадцать. Егор понимал, что Лобойко теряет чувство реальности, но кто бы мог сохранить хладнокровие, когда за одну ночь зарабатываешь состояние?

Квартира у Лобойко была обставлена по-буржуазному, среди хрустально-фарфорового великолепия явным диссонансом смотрелись портреты Ленина и Брежнева. Майор был вдовцом, и Егор знал, что он позволял себе иногда устраивать вылазки в квартал Шверина, где негласно обитали «ночные бабочки».

Егор принес сборы со стола казино, которое контролировал. Лобойко, уже порядком надравшийся, сидел за круглым обеденным столом из мореного дуба, над которым сиял старинный абажур, и подсчитывал мятые купюры, лежавшие перед ним. Хобби майора был антиквариат, по выходным он пропадал на «блошиных рынках», приобретая диковинные и раритетные вещицы. Кое-что он весьма выгодно переправлял в Союз, большая же часть хлама оседала у него в трехкомнатной квартире.

— Ага, принес деньги, — гаркнул Лобойко, который сидел на обитом малиновом бархатом кресле, не иначе как перекупленном у какого-нибудь смотрителя музея, и алчно взирая на купюры, устилавшие поверхность стола, — Сегодня мы побили рекорд, — сказал он. — Надо же, как немцы банкуют! Да и наши тоже хороши. Ну ладно, сколько у тебя?

Егор вынул из кармана завернутые в газету деньги, долю от большой игры в подпольном казино на севере Шверина. Лобойко с жадностью набросился на новую наличность.

— Что-то маловато, — заявил он. — Егор, я давно уже подозревал, что ты меня обманываешь. И вообще, двадцать процентов для тебя много, обойдешься и пятнадцатью. А лучше — десятью.

— Аркадий Михайлович, — произнес Егор. — Побойтесь бога, какие пятнадцать, какие десять, вы же сами говорили, что у нас равные права, а я теперь получаю только двадцать процентов… И потом, это моя идея с подпольными казино.

— Я бога не боюсь, Селуянов, — окинув его мутным полупьяным взглядом, проскрипел майор Лобойко. — Потому как его не существует. И ты мне тут зубы не заговаривай, ишь чего, ему захотелось справедливости! Согласен, идея была твоя. Но если бы я не организовал прикрытие, не подмазал нужных людей, то где бы ты оказался со своей идеей? Верно, Селуянов, в тюрьме. Запомни, старлей, я здесь главный — и по званию, и по статусу. Так что будешь получать теперь десять процентов. Тебе хватит на твою немку-шлюшку, а вот мне требуется для коллекции много денег, — и Лобойко обвел рукой вокруг.

Кровь бросилась в лицо Егору. Майор уже несколько раз позволял себе грязные намеки в адрес Ютты.

— Что вы хотите этим сказать, товарищ майор? — спросил Егор, подходя к Лобойко. Тот, развернув газетный сверток, начал пересчитывать купюры.

— Отстань, — поморщился Лобойко, — сосредоточиться мешаешь. И что ты из себя святого строишь? Не знаешь, что ли: твоя баба путается со всеми кому не лень? Да с ней до тебя полдивизии переспало, и после тебя другая половина в ее постели побывала. И я Ютту трахал грешным делом…

Егор бросился на майора, вышиб из-под него кресло и, схватив замполита за отворот халата, прохрипел:

— Что ты мелешь, она мне верна…

— Но, но, но! — Лобойко оттолкнул Селуянова. — Ты что себе позволяешь, придурок! Смотри, еще раз так сделаешь, я тебя на гауптвахту посажу! Ютта твоя — немецкая потаскушка. Это всему Шверину известно. Смотри, сожительство с немкой может иметь для тебя самые негативные последствия, если я сообщу об этом куда следует. Ее все поимели — и я, и еще человек триста. Она что, задурила тебе голову сказками о вечной любви? И ты, идиот, поверил? Так ведь она идеологический враг, а ты попал в ее сети! И деньги на нее и ребеночка тратишь. Лучше бы, как я, покупал непреходящие ценности. Эх, Селуянов, Селуянов… Жаль мне тебя.

Майор, который по причине получения небывалого барыша пребывал в отличном и незлобивом расположении духа, придвинул к столу опрокинутое музейное кресло и снова принялся за подсчет финансов.

Егор почувствовал, как гнев застилает ему разум. У него уже несколько раз случались подобные припадки неконтролируемой ярости. Сидит перед ним этот лицемер, корчит из себя поборника морали и цинично оскорбляет Ютту и Еву.

Пальцы майора мелькали над столом, перекладывая разношерстные банкноты в пачку к уже подсчитанным. Лобойко, увлеченный процессом, не заметил, как над ним навис Селуянов. Егор схватил тяжелый бронзовый подсвечник и ударил им майора по голове. Тот, как мешок, повалился на дорогой ковер. Селуянов еще раз ударил Лобойко острым выступом подсвечника. Затем отшвырнул канделябр в сторону. Надо же, он выполнен в виде обнаженных танцующих женщин. И где только такой майор откопал? Боже, что Егор натворил? Убил ненасытного мерзавца, но тот все же был майором Советской Армии. Егор склонился над Лобойко. Нет, не дышит. Ну что же ему теперь делать?

Ярость, которая ослепила его на десять секунд и привела к непоправимым последствиям, испарилась без следа. Страх пронзил Селуянова холодными и острыми стрелами. Он слышал, как часы в соседней комнате гулко пробили половину седьмого, затем раздалась приятная старинная мелодия — то ли полонез, то ли менуэт, — которая совершенно не соответствовала моменту. Уж лучше бы похоронный марш…

Егор пришел в себя, снова склонился над майором. Все лицо замполита было залито кровью, Лобойко не шевелился. «Так и есть, я его же сначала по черепу, а затем в висок двинул бронзовой штуковиной, — подумал Селуянов. — Сдох, туда ему и дорога».

Страх вдруг исчез, мысли в голове Егора защелкали, как арифмометр. Деньги, тут на столе никак не меньше десяти тысяч марок. Он нашел пластиковый пакет из супермаркета, стал сгребать банкноты, небрежно запихивая их в мешок. Некоторые из бумажек приземлились в луже крови, которая натекла из разбитого черепа майора, Егор поднял пропитавшиеся кровью купюры и положил в пакет. Не пропадать же добру!

Бежать, бежать, надо бежать! Лобойко обнаружат самое позднее сегодня днем, когда коллеги, встревоженные его исчезновением, заявятся к нему на квартиру. Егор вздохнул — он оставил столько следов, но нет времени стирать отпечатки пальцев, да кровавые следы везде, он попал ботинком в кровавую лужицу… Все равно ему не удастся отвести от себя подозрение, есть люди, которые знают о его роли в подпольном казино. Не сегодня, так самое позднее — завтра его арестуют. И что тогда?

Лишат офицерского звания, а до того военный трибунал приговорит его к длительному сроку, дадут лет эдак пятнадцать-двадцать. Еще приплетут антисоветские высказывания, сделают изгоем.

Значит, остается только один выход — побег на Запад. Сейчас же надо бежать к Ютте, приказать ей одеться, прихватить документы, собрать девочку — и вперед. Местные жители замечают в первую очередь своих же, немцев, к русским в военной форме они привыкли, за ними не следят, о них не докладывают. Они с Юттой доберутся на автобусе до городка Гадебуш, оттуда всего пару километров пешком до пограничной зоны. Он же столько раз был на границе, знает их порядки. Они смогут уйти! Смогут!