Читать книгу "Дневник ангела-хранителя - Кэролин Джесс-Кук"

Я видела брови ребенка и его переносицу. Потянувшись, я нажала на лоно женщины. Новая порция воды намочила подушку под ее ягодицами. А потом быстро, как рыбка, ребенок целиком выскользнул из нее, так стремительно, что мне пришлось его ловить. Влажная темная головка, сморщенное личико, крошечное голубое тельце, покрытое бледной первородной смазкой. Девочка. Я завернула ее в простыню и продолжала одной рукой держать толстый голубой шнур, сознавая, что через несколько минут мне придется потянуть снова и направить из тела плаценту.

Ребенок хныкал у меня на руках, маленький ротик сморщился, напоминая клювик, — открытый, ищущий. Через минуту я приложу ее к материнской груди. Но сначала мне нужно было позаботиться о деле. О деле, заключавшемся в том, чтобы удержать жалкую душу ее матери в истерзанном теле.

Пуповина провисла в моих руках. Я быстро потянула и почувствовала большой мешочек на другом конце. Это напоминало рыбалку. Еще одно усилие, быстрый поворот. Медленно и твердо я вытащила всю штуку, пока она не плюхнулась густой кровавой массой на подушку. Прошло почти двадцать лет с тех пор, как я занималась такими вещами. Что там делает повитуха? Перерезает пуповину рядом с пупком. Я огляделась в поисках чего-нибудь острого и заметила на кухонном столе складной нож. Пойдет.

Но погоди-ка! Требуется кое-что еще. Повитуха исследует плаценту. Я вспомнила, как она показывала нам, что плацента извлечена идеально, что никаких частей не осталось внутри, — в тот момент Тоби отправился к ближайшему тазику и расстался со своим ланчем.

Плацента женщины не была темно-красной, похожей на мозги субстанцией, которая мне запомнилась. Она была маленькой и тонкой, как жертва дорожного наезда. И из женщины все еще сочилось много крови. Дыхание ее было поверхностным, пульс слабым. Мне следовало пойти и найти кого-нибудь еще.

Я встала и пристроила ребенка на кровати, но, посмотрев вниз, увидела, что девочка посинела. Стала синей, как вена. Ее маленький ротик больше не искал. Ее красивое кукольное личико застыло, будто у спящей. Водопады, струившиеся по моей спине, словно длинные крылья, теперь ощущались как плач, будто каждая капля срывалась откуда-то из глубины меня. Они говорили мне, что девочка умирает.

Я подняла ребенка и закутала в длинные полы своего платья — белого, в точности как платье Нан, будто на Небесах есть всего один портной, — ее маленькое тельце. Она была ужасно худой. Меньше пяти фунтов. Маленькие ручки, которые она держала у самой груди, стиснув кулачки, начали расслабляться, словно раскрывающиеся лепестки. Я наклонилась и приложила губы к ее ротику, а потом резко выдохнула. Один раз. Два. Маленький животик раздулся, как крошечный матрас. Я прижалась ухом к ее груди и слегка похлопала. Ничего. Я попыталась снова. Один раз. Два. Три. А потом — интуиция. Инстинкт. Руководство.

«Положи ладонь на ее сердце».

Я взяла девочку на руки и положила ладонь на ее грудь. И — удивительно — постепенно я смогла почувствовать ее маленькое сердечко так, словно оно находилось в моей груди. Запинаясь и трепеща в попытке заработать, оно рокотало, как плюющийся двигатель, как лодка, измолоченная суровыми волнами. От моей руки заструился легкий свет. Я снова в удивлении взглянула на свою ладонь. Да, в темно-оранжевом тумане этой отвратительной комнаты белый свет зажат между моей рукой и грудью ребенка.

Я почувствовала, как ее сердце встрепенулось, ему не терпелось очнуться. Я крепко закрыла глаза и подумала обо всех хороших вещах, которые когда-либо сделала за свою жизнь, заставила себя почувствовать скверно из-за каждого плохого поступка, когда-либо совершенного мной. То была своего рода молитва, чтобы стать таким ангелом-хранителем, в каком сейчас нуждался этот ребенок. Я давала себе быструю самооценку — тогда я буду стоить того, чтобы вернуть ее к жизни благодаря неведомой силе, которой обладало мое тело.

Свет стал ярче, пока не заполнил всю комнату. Маленькое сердце споткнулось несколько раз, словно жеребенок, делающий первые шаги на нетвердых ножках. А потом заколотилось в моей груди, застучало твердо и сильно, так громко отдаваясь в моих ушах, что я засмеялась в голос. Посмотрев вниз, я увидела, что крошечная грудь поднимается и опускается, поднимается и опускается, губки снова стали розовыми, сморщиваясь при каждом выдохе, вырывающемся из маленького рта.

Свет угас. Я завернула девочку в простыню и положила на кровать. Мать лежала в луже крови, ее светлые волосы стали розовыми, белые щеки были исполосованы струйками крови. Я пощупала пульс между ее голыми грудями. Ничего. Я закрыла глаза и пожелала, чтобы снова появился свет. Ее грудь была холодной. Ребенок начал хныкать. «Она голодная», — подумала я. Задрала футболку матери и поднесла ребенка к груди. Не открывая глаз, девочка прильнула к соску и сосала, сосала, сосала.

Спустя несколько минут я снова положила ее на кровать. Потом быстро поместила ладонь на грудь матери. Ничего. «Давай же!» — мысленно завопила я. Я прижалась губами к ее губам и выдохнула, но дыхание лишь надуло ее щеки и выскользнуло из пустого рта.

— Оставь ее, — велел кто-то.

Я обернулась. У окна стояла еще одна женщина. Еще одна женщина в белом. В этих местах такой наряд явно обычная вещь.

— Оставь ее, — снова сказала она, на этот раз мягко.

Ангел. Она была похожа на ту, что лежала мертвой на полу, — такие же густые светлые волосы цвета пахты, такие же пухлые красные губы.

«Может, родственница, — подумала я, — пришла, чтобы забрать ее домой».

Подхватив умершую, ангел двинулась к двери, неся обмякшее тело на руках, хотя, когда я снова посмотрела на пол, тело все еще было там.

Ангел взглянула на меня и улыбнулась, потом взглянула на ребенка.

— Ее зовут Марго, — сказала она. — Хорошенько за ней присматривай.

— Но… — начала я.

В этом слове был целый узел вопросов. Когда я подняла глаза, ангел исчезла.

2. План

Первая вещь, к которой не сразу удалось привыкнуть, — это то, что у меня не было крыльев. По крайней мере, крыльев с перьями. Как выяснилось, только начиная с IV века художники стали рисовать ангелов с крыльями, или, скорее, с длинными струящимися сооружениями, появляющимися из плеч и ниспадающими до пят.

Перьев не было, но была вода.

Многие явления ангелов за всю историю мира отфильтровали, оставив идею о подобном птице создании, способном летать между смертным и божественным мирами, но подчас очевидцы имели другое представление о крыльях. Человек из Мехико в XVI веке написал в своем дневнике: «dos ríos», то есть «две реки». Дневник этого человека его семья по-тихому сожгла, как только он сыграл в ящик.

Еще один человек — на этот раз в Сербии — разнес весть о том, что у посетившего его ангела из лопаток ниспадали два водопада. И маленькая девочка в Нигерии рисовала картинку за картинкой с красивым небесным посланцем, чьи крылья были заменены струящимися водами, падавшими в реку, которая в конце концов текла перед престолом Господа. Ее родители очень гордились таким развитым воображением.