Читать книгу "Закон тайги - Валерий Кузенков"

Пройдя по деревне, спускаемся оврагом к Сюверне. Солнце встало, деревенские гонят на пастбище овец и коров. Пасут скот по очереди, домами. Дед говорил, что завтра мы с ним погоним. Пасти два дня. День за коров и день за овец. Пойдём вдвоём, вряд ли он возьмёт кого-то из дочерей.

Дошли с ребятами до реки, и я, как был в сандалиях, лезу в воду. Зачем их снимать, чтобы потом снова обувать! Нелогично. Холодная вода обжигает ноги. Река в этом месте мелкая. К обеду деревенские пастухи пригонят скот. В жару животные отдыхают у воды, а мы тут рыбачим. Пескари на перекатах клюют один за другим. А в омутах, за стойбищем, много другой рыбы: окуни, голавли, плотва.

Отец рассказывал, что река в войну всю деревню рыбой кормила. Бабы с бреднем пройдут по реке, от деревни до Крюкова родника, – воз рыбы. Потом на всех рыбаков делят. И сейчас рыбы хватает, хотя и поубавилось. По берегам бьют родники. Чистая вода струится ручейками в Сюверню, от этого река прозрачная, камни на дне видно. За рекой растут сосны. Высокие-высокие. Их всего несколько штук. Когда-то, до революции 1917 года, там в усадьбе жил местный помещик. После революции всё разрушили, только сосны и остались. А был и сад фруктовый. И какой!

Теперь сада нет. Сохранился только старый мельничный пруд, а на его берегу фундамент водяной мельницы. Люди рассказывают, что и мельница, и сад – всё принадлежало одному из моих дальних родственников. Он даже сумел выкупить всю семью у помещика и освободиться от крепостного права задолго до царского указа. Жил небедно. Построил на реке запруду, молол зерно и содержал сад. Сейчас ничего, кроме пруда, не осталось. А он меня интересует только на предмет живущих в нём карасей. Ребята говорили, что на удочку их не поймать – корма в пруду много. Ловят их только бреднем. Но я обязательно попробую на удочку, как только один буду. Не хочу, чтобы над моей неудачей кто-нибудь смеялся…

Мы все аккуратно переворачиваем в реке камни. Ловим притаившихся под ними раков. Они щиплются за пальцы, но не больно. Раки здесь мелкие, и клешни у них небольшие. Редко попадётся что-нибудь приличное. Самые крупные живут не здесь, а по речным берегам и в норах. Есть ещё место, где крупные раки имеют норы в глиняном речном дне. Чтобы их поймать, мы ходим по шею в воде и пальцами ног проверяем норы. Когда раки хватают за пальцы, ныряешь и тянешь их из укрытий.

Но сейчас нам нужна мелочь. На свежую раковую шейку хорошо берёт крупная рыба. Вот приманка готова, и я иду к одному из омутов. Насаживаю рачье мясо на крючок, забрасываю, стараясь попасть между листьями кувшинок, где от воды идёт пар. Поплавок поднялся и замер. Я тоже замер. Над рекой летят большие серые цапли, а по листьям кувшинок ходит болотная курочка. Я ей не мешаю. У неё своё дело, у меня своё. Она отвлекла моё внимание всего-то на минуту, но когда я вновь посмотрел на поплавок, его не было. Леска натягивается и уходит в сторону. Хватаю удилище, оно гнётся. Чувствую, как на крючке бьётся хорошая рыба, ходит под водой из стороны в сторону. Она огромная. В мыслях одно: только бы не зацепить, не зацепить!

Всё, рыба поддалась моему напору. Вытаскиваю на берег килограммового окуня. Ни фига себе! Он полосатый и колючий, и я тут же прокалываю его спинным плавником руку. Боли не чувствую. Стараюсь быстрее снять окуня с крючка и сунуть его в бидончик, который дала мне бабушка. Он еле-еле проходит в горлышко. Провалился, бьётся внутри, а я жду, когда он успокоится. Наконец мне удаётся перевести дыхание. Вот это трофей! Теперь чувствую боль, но это ерунда, до свадьбы заживёт.

Второй окунь хватает крючок через минуту. Окунь поменьше первого, но всё равно приятно. Снова поплавок под водой. Я подсекаю, рассчитывая на приличную рыбу. Из воды, как пробка из-под шампанского, вылетает ёрш. Маленький, сопливый и колючий. Ругаюсь, вытаскивая глубоко проглоченный крючок.

Больше не клюёт. Сижу и жду. Времени проходит прилично. Нет, рыба брать не собирается. Сматываю удочку и иду к ребятам, которые уже давно ловят пескарей.

К обеду начинается жара. Нам ничего не остаётся, как искупаться и по домам. Переходим реку. Впереди ждёт подъём от реки к деревне. Идти тяжело. Говорят, что в дождливую погоду тут лошадь воз в гору не всегда вытягивает. Правда, отец рассказывал, что один из моих прадедов на спор сам впрягался в воз и на коленях, ползком, его тянул. Скорее всего, такого могло и не быть. Сейчас не проверишь.

Поднявшись в гору, расстаёмся. Вечером я собираюсь погонять на пруду карасей. А вдруг получится?..

Вечером, прежде чем идти на мельничный пруд, ловлю пескарей на перекате. Клёв отличный, только успевай насаживать червей на крючок. Не заметил, как начало темнеть. Перешёл на пруд. Забросил снасть. Жутко. Ребята рассказывали, что в пруду живут щуки, которые могут запросто проглотить дикого утёнка. Осмотрелся. Действительно, утка с утятами плавает у берега, под нависшими над водой ивами. Может, щука сейчас нападёт? Нет, утки скрываются в траве. А тем временем поплавок на моей удочке начинает медленно приподниматься, затем наклоняется и ложится на воду. Я подсекаю. Карась упорно сопротивляется и не хочет всплывать на поверхность, но я побеждаю. Крупный, красно-золотой и чуть черноватый, он бьётся в траве рядом со мной. Вот вам и не клюёт!

Следующая поклёвка сразу. На этот раз поплавок, сделанный из гусиного пера, дрожит мелкой дрожью. Чуть поднимается и плывёт к кувшинкам. Подсечка – и на берегу снова красно-золотистый. Клёв длится минут тридцать. Все пойманные караси стандарт – что-то около полукилограмма. Это удача. Сматываю удочку, беру в руку бидончик и быстро бегу в сторону деревни. Стемнело, а мне ещё нужно перейти реку и добраться до дома. Близкие удивлены. Не могут поверить, что все мои караси пойманы на удочку. Но факт налицо: караси плавают в тазу, куда я их выпустил.

– Молодец! – хвалит меня дед. – А сейчас за стол и отдыхать. Завтра мы с тобой скот пасём.

Только я успеваю поужинать, как лампочка под потолком мигает три раза и гаснет. Свет отключается…

Утром меня поднимают ещё в полной темноте. Бабушка спрашивает:

– Ты не слышал, как ночью куры кудахтали?

Я мотаю головой:

– А что случилось?

– Лиса кур поворовала. Голову многим пооткусывала.

– Всем?

– Да нет. Петуху и нескольким несушкам.

На улице дед Платон несёт к оврагу мёртвых кур. Размахивается и забрасывает их далеко в кусты.

– Может, ощипать и суп сварить? – Баба Люба робко смотрит на деда.

– Буду я дохлятину жрать!

Он возвращается к дому и снимает с поводка собаку, которая всегда привязана у крыльца. Собака мелкая, дворняга, шавка шавкой.

– Её-то куда?

– Туда же! – Дед Платон подходит к столбу, берёт собаку за задние ноги и бьёт головой о столб.

Я вздрагиваю. Слёзы текут из глаз.

– Платон, ты что творишь? Совсем озверел? – не выдерживает баба Марфа.

Дед смотрит на нас тяжёлым взглядом.