Читать книгу "Любовь - кибитка кочевая [= Шальная песня ветра ] - Анастасия Дробина"

Старый дирижер не ошибался: Илье сидение в Москве надоело еще задолго до прихода весны, и он не съехал назад к своим посреди сезона только из-за Насти. Все до одного цыгане знали: Илья Смоляко потерял голову в тот же день, как увидел дочь дирижера. Знал об этом и Яков Васильев, но всерьез к страсти таборного парня не относился: Настя в то время готовилась выйти замуж за князя и на Илью не обращала никакого внимания. Никто никогда не видел, чтобы они разговаривали наедине. Никто не замечал хоть малейшего внимания Насти в ответ на молчаливые, упорные взгляды Ильи. К тому же у Ильи была любовница: купеческая жена Лизавета Баташева, к которой он втихую бегал всю зиму. Имя своей замужней пассии Илья скрывал, догадывалась кое о чем только его сестра, но три дня назад все неожиданно вышло наружу. Муж Баташевой, известнейший московский купец, всю зиму пробывший на соляных копях в Перми, неожиданно, без предупреждения, на ночь глядя нагрянул домой. Илью скрутили приказчики прямо во дворе баташевского дома и убили бы, не подоспей на выручку молодые цыгане во главе с Митро, которому с перепугу Варька рассказала все. А Лизавету Матвеевну спасать было некому, и муж избил ее до смерти прямо в комнате с разобранной супружеской постелью, на которой она ждала любовника. Купца Баташева в состоянии полной невменяемости забрали в участок; Илью с разбитой головой цыгане отволокли на Таганку к кофарям, справедливо рассудив, что там его никто искать не станет. Варька осталась при брате, и Митро уже знал: в хор эти двое больше не вернутся. Лизавету Баташеву схоронили на Рогожском кладбище, Настя выходила замуж, и Илью больше ничего не держало в Москве.

– Как башка у Ильи, зажила? – Митро поднялся на крыльцо, встал рядом с Варькой. – Говорил я, что ничего ему не будет. У конокрадов головы крепкие, лупи их хоть колокольней – нипочем… Да где он? Дрыхнет до сих пор? Варька, ты… да ты ревешь, что ли?!

Митро резко поднял за подбородок Варькину голову. Та немедленно отбросила его руку, но уже не могла скрыть бегущих по лицу слез. Митро, нахмурившись, ждал, пока Варька вытрет глаза рукавом, высморкается в край передника и переведет дух. Затем, глядя в сторону, глухо сказал:

– Ладно… знаю я. Настька к нему прибежала? Это правда?

Варька молча кивнула.

– Ты знала?

– Нет.

– Не ври! – повысил голос Митро. Варька ответила, не поднимая глаз:

– Не приучена, Дмитрий Трофимыч. Не кричи на меня.

– Прости, девочка. – Митро невольно смутился. – Не хотел. Но… как же это так? И ты не знала, и я не знал… и никто?! Ну, что Илья от Настьки ошалел, это, конечно, вся улица видела. Но она-то, она!.. Когда только сговориться успели?! Да любила она его, что ли?! Ведь…

– Любила, Дмитрий Трофимыч, – вполголоса сказала Варька, и Митро умолк на полуслове. – Еще как любила. А что не знал никто – так и слава богу. Настька гордая… Они с Ильей еще зимой сговорились, только не сладилось.

– Не сладилось? – машинально переспросил Митро. Варька кивнула, прислонилась спиной к сырому от дождя косяку двери.

– Ты лучше сядь, Дмитрий Трофимыч, говорить мне долго…

Митро молча сел на крыльцо. Варька села ступенькой ниже. По-прежнему не глядя на Митро, продолжила:

– Знаешь, почему князь Сбежнев из Москвы уехал? Вы думали, он Настьку бросил, не захотел на цыганке жениться. А она сама к нему домой пришла, все его подарки ему назад принесла и сказала, что не выйдет за него, что Илью любит. Помнишь, перед Рождеством самым?..

– Так вот откуда она тогда на ночь глядя вернулась… – пробормотал Митро. – А мы-то чего только не думали…

– Да. Только Илья увидел, как она к князю в дом заходила. Проследил за ней, что ли, или просто ненароком там оказался… – Варька вздохнула. – Ну, сам знаешь, что началось. Илья, он ведь говорит сперва, а потом думает… В таборах за то, что девка к мужику домой бегает, косы режут.

– Так это что же он, поганец, решил? Что Настька… Настька?!.

– Ну да.

– То-то они до самой весны друг с другом не здоровались… А мне и в голову не приходило… – Митро мучительно тер кулаком лоб. – Мы-то все думали, что он полюбовницей тешится… Тьфу, прости ради Христа. Ты – девка, не годится тебе об этом…

– Ладно тебе… А то я сама не знала. – Варька горько улыбнулась. – А сегодня, прямо перед грозой, Настька сюда прибежала. Как они договорились, я не знаю: я в таборе была, который за Рогожской стоит. Настю с Ильей на дороге встретила, когда возвращалась.

– Так они?.. – Митро привстал. Варька спокойно потянула его за руку.

– Сиди, Дмитрий Трофимыч. С табором они уехали. Догнать, конечно, еще можно, только ни к чему. Я брата своего знаю. Настя уже жена ему, он ее назад не отдаст. Зубами грызть будет, жилы рвать, а не отдаст.

– Может, не успел еще, сукин сын… – простонал сквозь зубы Митро, но прозвучало это уже безнадежно. – Ах, проклятый, взялся на нашу погибель… И ведь я же сам, я его себе на голову в хор привел! Да чтоб мои ноги тогда отсохли и отвалились, куда же он Настьку потащил?

– Не потащил, а сама пошла, – ровно сказала Варька. – В табор пошла, Дмитрий Трофимыч. Замуж пошла.

– Да место ей там, что ли?! Что она там делать будет?! – заорал на весь переулок Митро. – Она – певица! Хоровая! На нее вся Москва ездила! А теперь гадать по площадям начнет? Христа ради у заборов побираться? Картошку с возов воровать?!

– Успокойся, Дмитрий Трофимыч. Может, назад вернутся.

– Вернутся, как же! Кто им даст вернуться?! Да нам теперь Бога молить надо, чтобы Яков Васильич Настьку не проклял! Она же замуж должна была идти! Уже сговорено было, Яков Васильич свое слово дал! Ну, и заварили же вы кашу, Смоляковы… На всю Москву теперь разговоров… – Митро умолк, сокрушенно опустил голову. Молчала и Варька. Солнце уже село за Новоспасский монастырь, и последние лучи один за другим гасли в чернеющей листве яблонь. Со стороны Москвы-реки потянуло сыростью, вдоль кривых заборчиков вставал вечерний туман. Отовсюду доносился стрекот кузнечиков, где-то на кладбище тоскливо завыла на поднимающийся месяц собака.

– Прости меня, девочка. Наговорил тебе не того… – горько вздохнул Митро.

– Пустое, Дмитрий Трофимыч.

– Дэвла,[3]что ж теперь с хором-то будет? – медленно выговорил Митро. – Разом все голоса разлетелись. Настька убежала, Илья смылся, ты… Эй, а ты-то, может, останешься? Варька, а?! Без тебя-то как? Без тебя низы гроша не стоят! А «Ветер осенний» кто петь будет? А «Лучину»? А «Луной был полон сад»?!

– Смеешься, Дмитрий Трофимыч? – усмехнулась, глядя в сторону, Варька. – Как это я останусь, при ком? Сам только что сказал, я – девка. Мне при брате оставаться, больше никак. Не цыган ты, что ли, что я тебе объяснять должна?

– Так ведь и мы тебе родня, – не очень уверенно сказал Митро. – Мой двоюродный брат из вашего рода жену взял, забыла? Оставайся хоть ты, Варька, с Яков Васильичем я поговорю, тебя он примет, твое дело – сторона! Да и тебе в хоре-то лучше, чем по степям за кибиткой скакать! Что тебе в таборе, кому ты там… – Митро запоздало спохватился, умолк. Через минуту смущенно покосился на Варьку. Та сидела не двигаясь, молчала. В сгустившихся сумерках не видно было ее блестящих от слез глаз.