Читать книгу "Поскольку я живу - Марина Светлая"

Сейчас можно делать вид, что его нет.

Сейчас можно просто начинать день.

А начинать стоит только с приятностей. Аромат кофе, тепло кружки, отблеск солнечного луча. Порой даже не верилось, что бывает так хорошо.

Особенно не верилось, когда приходилось выслушивать возмущенные тирады Стаса после того, как она снова не приезжала в Одессу.

В этот раз причины действительно оказались объективными – главный дирижер неожиданно назначил репетицию, не быть на которой она не могла ни при каких обстоятельствах. Но Стаса это мало волновало, он принял все за ее привычные отговорки и не сдерживался в проявлениях своих эмоций. На что Полина в который уж раз подумала, что все же влияет на него отрицательно. С каждым ее отказом он срывался все легче, а она точно знала, что является единственной причиной этих срывов. И потому не понимала, зачем он продолжает поддерживать тяготившие их обоих отношения.

Все усложнял ребенок. Или упрощал, давая Стасу безоговорочный повод звонить и не уходить из ее жизни. В то время как сама Полина искренне ждала, когда же ему надоест, и он оставит ее, наконец, в покое.

Полька шумно выдохнула, сунула в рот очередной лепесток засахаренного имбиря и сделала большой глоток кофе. Все мысли – в топку! Надо лишь сказать себе, что день будет хорошим – и поверить в это.

Солнце светит – хорошо.

Ничего не болит – замечательно.

Вечером концерт – превосходно.

И среди всего окружающего великолепия был лишь один маленький изъян. Нужно было набраться храбрости и позвонить маме. Праздник, надо поздравить. Но точно не сейчас. Потом, попозже. Дать себе передышку. Сделать вид, что все – хорошо!

Татьяна Витальевна долго «делать вид» не позволила. Возможно, начинала входить в возраст и проявлять характер, где не нужно. А может быть, чувствовала в абсолюте человеческого восприятия степень отдаления между собой и дочерью.

Позвонила она прямо с утра, прервав поглощение приятностей. Единственное отличие от контакта Стаса – мамин был обозначен фотографией, на которой они с Полиной вдвоем на кухне еще в студенческие годы. Задолго до… задолго до всего.

- Не спится? – спросила Полина вместо традиционного приветствия.

- Ну чтобы тебя застать, надо рано вставать. Потом ты занята. С праздником, Плюшка! – зашелестел материнский голос на другом конце страны и одновременно в телефонной трубке.

- И тебя! Я собиралась попозже позвонить.

- Какая разница, - рассмеялась Татьяна Витальевна. – Ты как?

- Хорошо, - с улыбкой ответила Полина. – Вечером у меня сольный концерт.

- Я не знала… Приехала бы, наверное.

- Приезжай на следующий.

- Посмотрим, - уклончиво ответила мать. – Иногда я думаю, сколько всего пропустила с этой чертовой работой – страшно становится.

- Было бы желание…

Желание было. Время не всегда позволяло, о чем Татьяна Витальевна неизменно сожалела. Сейчас и оставалось разве что сожалеть. Когда-то давно они попеременно с Галкой таскали еще мелкую Польку на бесконечные фортепианные конкурсы, которые составляли весомую часть их прежней жизни в Затоке. Потом Полина выросла. И стала мотаться самостоятельно.

И с тех пор, как в ней проснулась эта самостоятельность, обманчивое облегчение, что дочь взрослая, стало подпольным врагом Зориной-старшей. Она начала пропускать. Так много пропускать, что теперь, едва оглядывалась, пугалась – где недоглядела?

- Потом сезон начнется, - потерянно ответила Татьяна Витальевна. – Но денек без меня справятся.

- Я тебе видео пришлю, - миролюбиво отозвалась Полька. – Сегодня снимать должны.

- Что-то страшно важное и грандиозное?

- Понятия не имею, если честно, - усмехнулась дочка. – Может, телевидение репортаж какой делать будет. Праздничный. Ты сама как?

- Нормально, как всегда. Устроила Галку в клинику, Тая бедолага сама на кухне мучается. Слава богу, у нас только пару коттеджей заняли какие-то чудаки. В общем, мы с ней и с Генкой втроем. У меня к тебе предложение есть. Оглашать?

- Все равно ж огласишь, да?

- Разумеется. Куда ты денешься, - судя по голосу, мать разволновалась, но пыталась это скрыть. Оттенки ее чувств Полина хорошо различала. – Словом, сможешь к нам приехать на Пасху? А? Может быть, Стас позволит взять Лёню? Пусть ребенок порезвится. И… я соскучилась по нему, Поль. 

- Заметно, - так же заметно было изменение и тона Полины. – Так соскучилась, что со Стасом откровенничаешь.

- Поля… - с досадой протянула Зорина. – Я хотела повидать внука. Стас сказал, что не против, только если ты приедешь. Но ты же не приедешь, да?

Полина долго смотрела в окно, раздумывая над ответом. Обижать маму совсем не хотелось, но и поступаться собой она откровенно устала. Знала, что сама загнала себя в подобные обстоятельства. Но самой и выбираться. Она втянула в легкие побольше воздуха и сказала:

- На выходные – вряд ли. Вот летом… будет отпуск… Может быть.

- Может быть? Отпуск будет – может быть? Приедешь – может быть? Привезешь мне Лёнечку – может быть? Что именно из всего «может быть»?

«Началось», - мелькнуло у Польки, пока она растирала пальцами лоб. Только ссоры с мамой и не хватало накануне выступления. Она снова бросила взгляд за окно – вода, говорят, успокаивает, и проговорила:

- До лета еще далеко. Поживем – посмотрим.

- На что посмотришь? – Татьяну Витальевну уже несло, и остановиться она не могла. – На свой вечный чертов график? Или на то, соскучишься ли по собственному ребенку? Я сначала думала, тебе его Стас не отдал, его обвиняла. А сейчас понимаю, тебе Лёня и не был нужен! Но это не значит, что он не нужен мне!

- Когда ты хотела ребенка – ты его родила, - мрачно проговорила Полина. – Когда ребенка захотел Стас, его пришлось рожать мне. Объясни, почему при этом вы дружно осуждаете меня?

- Как ты можешь такое говорить?

- А что я говорю?

- Какие-то дикие, ненормальные вещи. Зачем ты пошла за него замуж? Зачем рожала? Для чего, если не для себя?

- Вот он тоже считает, что если замуж – то обязательно ребенок. Радуйтесь, у вас есть ребенок!

- Это не так, Поля! Ну что ты нес… – выдохнула мать, обрывая себя на полуслове и радуясь только тому, что дочь не видит, как она в изнеможении сползла на пол, продолжая говорить: - Ты же знаешь меня, я бы никогда не настаивала… тем более, в этих вопросах. Я хоть раз на тебя надавила? Не с моей личной жизнью давать советы! Но каждый человек совершает поступки. И за последствия надо отвечать. А здесь не последствие – здесь ребенок. Твой ребенок!

- Я ни в чем тебя не обвиняю, - вздохнула и Полина. Снова помолчала. Единственным желанием было отключиться. Она устала, бесконечно устала оправдываться. В конце концов, она никогда не настаивала, что права. Но это не означало, что она добровольно станет боксерской грушей для каждого. Еще один вздох, и она продолжила: – Хотя знаешь… Ты правда считаешь, что можно заставить себя любить?