Читать книгу "Калигула - Саймон Терни"

– Во дворце будьте настороже. Император – зловредный старик, а после смерти сына в прошлом месяце стал еще опаснее. Его приближенные – змеиное гнездо, один хуже другого, а заправляют всем, наравне с императором, коварные префекты претория. Сами ни к кому не обращайтесь, только отвечайте на вопросы, причем кратко. Будьте вежливы, но лебезить не надо. Говорите правду, однако чем меньше вы ее раскроете, тем лучше. Главное – будьте осторожны! Помните, император – тот, кто приказал отравить вашего отца.

Она явно хотела добавить еще что-то, но мост остался позади и преторианцы вновь сомкнулись вокруг повозки плотным кольцом. Мать умолкла и направила взгляд на Палатин, вздымающийся вдалеке. Между нами воцарилось тягостное молчание, и к тому времени, когда повозка подкатилась к великолепному дворцу Тиберия, нервы были взвинчены до предела. И вот перед нами предстала величественная стена с полуколоннами, а по центру – высокий портик на мощном цоколе, на фронтоне которого красовалось изображение императора в виде молодого полководца, разящего германцев.

Признаюсь: я дрожала как осиновый лист, когда мы всходили по ступеням в прохладу портика. В пять лет немудрено испугаться вооруженных мужчин, которые могут убить тебя прежде, чем ты успеешь вскрикнуть!

Рядом очутился Калигула, положил руку мне на плечо в стремлении утишить мой страх. И это сработало, я немного успокоилась. Как только я перестала дрожать, брат отошел к Друзилле и взял ее за руку. Во мне опять проснулась ревность. С Друзиллой он был гораздо ближе, чем со мной, и я остро завидовала сестре, ведь Калигулу в нашей семье обожали все.

Мы оказались во внутреннем дворе, вымощенном колотым золотистым мрамором из Африки. Повсюду протянулись дорожки из травертина, а по периметру аккуратными, стройными рядами высились ухоженные тополя. Когда нас ввели во дворец, глаза не сразу привыкли к полумраку. Главное здание обширного дворцового комплекса – прямоугольный домус в самом его сердце – поражало великолепием: просторное и высокое, обильно украшенное, но без дурновкусия восточных царьков. Ничего подобного я не видывала, и глаза метались по сторонам так, словно я не имела над ними никакого контроля.

Незаметно для меня преторианцев сменили германские телохранители императора. Четыре преторианца все еще были с нами, но остальные исчезли. Зато в разнообразных нишах и дверных проемах стояли бородатые северяне с ярко-рыжими шевелюрами и подозрительно взирали на нас, будто это мы были чужестранцами, а не они. Мне показалось забавным, что эти варвары охраняли того самого человека, который был запечатлен на цоколе портика разящим их соплеменников. По мере нашего продвижения вглубь дворца глаза Калигулы превращались в узкие щелки. Судя по его лицу, мы направлялись прямиком в смрадное чрево чудовища.

Пока я билась над вопросом, почему потребовалось набирать телохранителей из этих звероподобных дикарей, когда в полном распоряжении императора уже есть римский отряд наилучших воинов, нас сопроводили в огромный зал, увешанный полотнищами пурпурного, белого и золотого цвета. По углам горели жаровни, создавая в помещении уютную, пусть и слегка дымную, атмосферу. В центре фонтан в виде трех неправдоподобно пышных дев – вероятно, фурий – изливал вино в резервуар, откуда рабы периодически зачерпывали его кубками и, разбавив водой, подавали императору или кому-нибудь из его гостей. Эта роскошь лишала дара речи, хотя по малолетству я еще не могла осознать, насколько расточительно все увиденное.

Императора я отыскала не сразу. Среди гостей я никого не знала, но полагаю, это все были высокопоставленные особы, учитывая, сколь свободно говорил император в их присутствии.

Тиберий показался мне похожим на мертвеца. Я бы не удивилась, если бы он истлел и рассыпался прямо на моих глазах. И дело не только в возрасте, хотя молодость его давно миновала. Потом я встречала людей и постарше, чем он был тогда. Думаю, тут сложились и годы, и горести, и его тяжелый нрав, и, вероятно, хронические недуги, накопившиеся к тому времени. Он был высохшим и бесцветным, с истертой, будто старый пергамент, кожей. Но если его тело напоминало труп, то глаза горели острым умом и жестокостью. Я опять задрожала и постаралась спрятаться за высокими братьями.

– Госпожа Агриппина, – тусклым голосом произнес император, конечно имея в виду мою мать, а не сестру, носившую то же имя.

– Мой император, – ответила мать с сухой вежливостью, которая лишь на волосок отстояла от грубости, и опустила голову в поклоне, который прервался за миг до того, как стать почтительным. Тиберий заметил это, и взгляд его похолодел.

– Ты опоздала.

– Прости, мой император. Твои преторианцы забыли упомянуть о том, что визит назначен на конкретное время. Мы приехали сразу, как получили приказ.

Только в этот момент я обратила внимание на Сеяна. Император, проигравший в словесном поединке, метнул разъяренный взгляд на префекта претория, который в полном вооружении стоял неподалеку, но в тени. Когда Сеян помрачнел и нахмурился, у меня сердце ушло в пятки.

– Ты прощена. – Император махнул рукой и скупо улыбнулся. – Пусть твое семейство отдохнет. Лежанок и подушек тут довольно. И ты, дорогая Агриппина, присядь.

Дорогая? Мой взгляд почему-то скользнул к брату Калигуле – и я увидела, что его пальцы нащупали и сжимают рукоять ножа под тогой. Лишь бы германцы не заметили, взмолилась я, потому что этот жест запросто могли воспринять как угрозу.

Нас, детей, усадили вместе – Агриппину слева от меня, Калигулу справа, за ним Друзиллу. На соседней кушетке села мать с прямой спиной, а не откинувшись, как предполагалось. Рядом пристроились двое моих старших братьев.

– Тебя не было на церемонии погребения, – обронил император, но за небрежным тоном явственно проступала желчность.

Взгляд Калигулы бегал по залу, подмечая настроение и реакцию каждого из присутствующих. Пока старшие братья вежливо внимали императору, младшего больше интересовали те, кто нас окружает. Теперь я знаю, что именно с их лиц он считывал истинные мысли и мотивации недоверчивого, скрытного от природы старика.

– Мой император, опять я должна просить прощения, – ответила наша мать. – Мне нездоровилось, путешествие оказалось выше моих сил.

– Путешествие? До Форума? Это что же за болезнь тебя гложет, дорогая моя госпожа?

Ответом ему было молчание. Мать не собиралась пускаться в объяснения, как бы ни давил старик. Все понимали, почему она не приняла участия в церемонии, но открыто сказать об этом не смели.

– Агриппина, я тоскую по сыну. Тоскую сильно. Не сплю. Часто плачу.

Эта внезапная перемена в императоре удивила нас всех, даже мать, и ее броня молчания треснула.

– Мой император, родители не должны хоронить сыновей.

И опять наступила тишина, нарушаемая лишь журчанием винного фонтана.

– Согласен, – наконец сказал Тиберий. – К несчастью, мне не дозволена роскошь скорби. Рим зовет. Он всегда зовет. Всегда голоден и не оставляет меня в покое. Мои советники и наиболее настойчивые голоса в сенате постоянно напоминают о преемнике. Должно быть, они боятся, что я на пороге смерти – и причиной тому мой возраст. Наша империя целых полвека наслаждается внутренним миром, с тех самых пор как мой прославленный предшественник отобрал власть у того пса Марка Антония и основал династию.