Читать книгу "Жила Лиса в избушке - Елена Посвятовская"

— Здравствуйте, Валентина Егоровна, — ясным голосом.

Распрямившись, окинула его тяжелым взглядом и молча пошла в избу.

Дом был обычный пятистенок, хороший дом. Внутри натоплено, прибрано, уютно пахнет шаньгами, самогон на столе. На окне швейная машинка, герань, занавесочки, пол до белизны отскоблили вчера. За столом сидела молодуха, примерно хозяйкиных лет, светлые косы над чистым лбом, вздернутый носик, сережки рубиновые. Вытаращила глаза на Сашу.

— Вот, Манча, парня к нам какого браинького прибило, — насмешливо произнесла Валентина, проходя к столу. — С самой Москвы будет. От мужа моего Андрея Андреевича, видать.

Саша ахнул внутри, но виду не подал: ведь ни слова еще не произнес. Маня крутила головой в восхищении, причитала визгливо:

— Как угадали к столу-то. Только сели мы.

Вскочила, обтерев табурет подолом, пододвинула его к Саше. Валентина ловко чистила расколотку от кожи и костей — они легко отходили от чуть подтаявшей рыбы.

— Милое дело под водочку, — Маня сыпанула соли с перцем прямо на стол, не отпуская глазами его запонки, потом все время трогала светлую корону кос. — Сюда макайте и сразу в рот. Быстро будем есть, пока не растаяла. Что же сидите, как на свадьбе, — наливайте.

Что-то победное мелькнуло в глазах хозяйки, когда Саша признался, что он здесь по поручению Андрея Андреевича, — лицо ее расправилось, помолодело. Разговор шел трудный, спотыкался, стоял, тогда тараторила Маня, сбивая с главного.

— ...Золой стирали, губой еще березовой. Иной раз до сих пор так... А что же чибрики не едите?

Чибриками тут называли картофельные оладьи, это он уже знал.

После третьей закурили. Когда он произнес, что Андрей Андреевич остался один с близняшками, женщины переглянулись. Потом добавил, что он там в Москве будет рад их видеть, а вот адрес давать Саше вдруг расхотелось. Он замолчал, тоже курил и еще отчего-то избегал говорить о Наташе, как будто этим мог ее предать, память о ней. Но Валентина сама переменила тему, словно хотела получать эти дальние новости понемногу, не вот так — все сразу. Хорохорилась, рассказывая, что у нее и детей все хорошо, дети кружки в школе посещают, Сонька учится так вообще без троек. Она сама зарабатывает неплохо — на нефтебазе складами заведует, но деньги, которые Саша положил на край стола, возьмет, отчего же не взять-то. Разрумянилась от водки и долгожданного внимания.

— Ну а сам-то откуда будешь? — постукивала огурцом о край миски, стряхивала рассол.

Делала вид, что неинтересно ей больше об Андрее Андреевиче, да и вообще, что он там о себе возомнил в своей Москве. Встала в печь подбросить, качнулась. Когда задергивала занавески рядом с этажеркой, то незаметно опрокинула в кружево салфетки чей-то портрет. Стукнула второй бутылкой об стол — плесканул в ней переливчатый самогон.

— Пусть не думает, что мы тут без него загибаемся, а, Мань?! Мы загибаемся?

Глазки строили по-разному: Валентина — в открытую, Маня — украдкой, как будто за хозяйкиной спиной: побаивалась, видимо, сильную подругу. Валентина, не отрывая от Саши хмельного взгляда, подпирала подбородок кулаком, чуть покачивалась на этом кулаке:

— Нету сегодня уже никаких поездов на Тулун. Здесь тебе ночевать. Без ни-ка-ких...

Слушали уже невнимательно, вскоре заголосили:

— По диким степям Забайкалья... где золото моют в горах...

Пели нехорошо, пьяно. В избе накурено, черный кот пронзительным желтым взглядом смотрит с пестрого половика. Саша вдруг затосковал по дому, по Вареньке, придумывал, как уйти без скандала.

Маня, набросив шубейку, кинулась к себе за патефоном.

— Не нужен мне он, — мотала головой Валентина. — А вот деньги пусть шлет. Пригодятся нам.

Хрипло захохотала.

Саша, отодвинув табурет, поднялся со словами благодарности: пора и честь знать. Решительно шагнул к дверям. Он боялся, что она кинется вслед за ним, станет тащить его назад, уговаривать, некрасивой сцены боялся. Но Валентина оборвала смех, еще немного посидела за столом, пока он одевался. Молча подошла, уже не качалась, стояла рядом, смотрела задумчиво. Он еще раз благодарил, все еще опасаясь, бедром толкнул дверь в сени.

— Стало быть, адрес ты мне не дашь? — произнесла медленно.

— Не дам, — твердо ответил Саша. — Андрей Андреевич сам вам напишет.

По пути на станцию заплутал немного в темных улочках Харика. Брехали собаки, играла далекая гармошка.

А ветер ему отвечает: напрасно, бродяга, бежишь...

Дома его ждала телеграмма от Андрея Андреевича: “Адрес не давай”.

* * *

С бьющимся сердцем Саша завернул за угол и сразу понял, что в доме гуляют. Окна-двери нараспашку, солнечный ветер треплет легкие занавески так, что кажется, старый темный дом взлетит на их тонких крылышках. На крылечке, где когда-то сидели с Наташей, курят, галдят нещадно. Ах, как жаль, он-то надеялся посидеть с Андреем Андреевичем, выпить спокойно, проездом ведь — всего ночь у него.

Андрей Андреевич, отшвырнув папиросу к крыльцу, уже спешил ему навстречу, раскинув руки.

— Са-а-аша, ну ты как всегда, как снег на голову! Какими судьбами, дорогой? Вот кстати ты, вот кстати! Как чувствовал, чертяка, — Андрей Андреевич в белой нейлоновой рубашке, высокий, сухой, с силой обнимал Сашу, смеялся белозубо. — Родился я сегодня. Да, да, прямо сегодня!

В ближнем окне мелькнули светлые головы близняшек, вскрик, визг, ссыпались с крыльца навстречу, голенастые, повисли по бокам. Волосы у них выгорели в хрусткую соломку. Тянул носом солнце из макушек, справа, слева.

— Вчера был ливень, Саша, и у соседей в бочке утонул котенок. Он прыгнул с подоконника или соскользнул, никто не знает, а бочка рядом с окном, как эта... деревянная. Дождь хлестал, мы так плакали, так плакали. Ты надолго к нам? Его похоронили в обувной коробке, но где — нам не говорят. Через неделю нам одиннадцать. А Варенька с малышкой?

— Девчонки, да вы ему костюм помнете! Саша, ну ты польский пан настоящий! С Украины проездом? Шляпа, ботиночки. Впрочем, ты всегда... — Андрей Андреевич тянул его в дом, на ходу знакомя с гостями.

У бывшей ученицы Андрея Андреевича кареглазой Али ямочки на персиковых щеках. Они поженились почти сразу после несчастья — никто и словом не обмолвился: как одному с двумя девочками? Пока мыли посуду после гостей, она расспрашивала Сашу о Вареньке и дочке, хорошо ли с продовольствием на новом месте, не скучно ли в поселке большими зимами. Андрей Андреевич помогал, таскал все с веранды, перебивая их, звал Сашу пойти еще выпить на уже убранном столе.

— Я оставил там шпроты и сырку подрезал.

Пока носил со стола, разбил две розетки, и Аля в сердцах махнула на него полотенцем: идите садитесь уже.