Читать книгу "По фактической погоде (сборник) - Наталия Ким"

Во время одного такого «сейшна» раздался телефонный звонок, и Куся, поколебавшись, все же взяла трубку. Звонили из ближайшего отделения милиции, дежурный говорил, что они подобрали у метро женщину, которая не может назвать своего имени, но четко называет Кусин домашний телефон в ответ на вопрос, где она живет. И что хорошо бы кто-нибудь пришел и забрал ее, а то вонь стоит на все отделение. Куся быстро выпроводила гостей, взяла на всякий случай паспорт и побежала в милицию.

Она даже не сразу узнала Лику, они не виделись к тому моменту несколько месяцев. Только пронзительные ярко-зеленые глаза с крошечными точечками зрачков на абсолютно синюшном лице напоминали прежнюю красавицу. Куся тащила ее домой, еле сдерживая рвотные позывы, – запах действительно был чудовищный. Лика послушно переставляла ноги и молчала. Дома Куся заставила ее раздеться и посадила в ванну. Худенькое хрупкое тело в разноцветных синяках, выпирающие ребра, камушки позвоночника – все это Куся с остервенением отдраивала все той же «сеньорой мочалкой», от которой остался один крепкий кусок. Удивительно, тело-то как у молодой, автоматически отмечала Куся, кожа прекрасная, руки вон до сих пор какие красивые… Она дважды вымыла Лике голову заграничным яблочным шампунем, насухо вытерла жестким полотенцем и одела в чистое – частично свое, частично мамино. Лика по-прежнему молчала и только курила одну сигарету от другой. Куся сварила кофе, Лика к нему не притронулась. Куся не знала, о чем говорить и что спрашивать, больше всего на свете ей хотелось, чтобы поскорей настало утро и Лику можно было отвезти домой, к ее старенькой маме Валюше. Подростку Кусе не было жалко эту когда-то такую родную и любимую женщину, она исполнила некий свой долг и не желала больше иметь отношения к происходящему. Она отвела Лику в постель, набросила поверх одеяла большую старую шубу, подумала и подоткнула ее со всех сторон, едва ли осознавая, что пришло время – и она поменялась с Ликой местами.

Наутро Куся Лики в доме не обнаружила, та ушла, тихо защелкнув замок. Пропала только пачка сигарет. Маме, позвонившей вечером, Куся ничего не рассказала, ей было немножко стыдно своего чересчур откровенного отвращения по отношению к Лике, которое Куся не потрудилась скрыть от нее…

Два десятка лет спустя мы видим уже совершено взрослую Кусю, мать двоих маленьких детей, снова несущуюся куда-то, чтобы изъять из отделения милиции или приемного покоя полуживое существо, которое когда-то было Ликой. Мама Куси перед смертью умоляла дочь не оставлять подругу – последнее время Кусины родители ее полностью содержали вместе с мамой, чью пенсию Лика пропивала в три дня. Куся честно дважды в месяц принимала Лику у себя на кухне, по-прежнему каждый раз варила ей кофе, от которого Лика отказывалась. Она ничего не ела, давно получая калории исключительно из водки. Разговор состоял из пауз, и наконец Куся доставала какие-то невеликие деньги и вручала Лике, после чего та немедленно начинала собираться домой. Иногда Куся звонила ее маме и выслушивала жалобные тоненькие трели о том, как Лика водит домой каких-то алкашей, которые разбили унитаз, украли иконы, тушили бычки в горшке с фиалками; как притащила с помойки котенка и он все время орет от голода; как пропадает иногда днями и ночами и забывает перестелить маме простынку и оставить водички, и она вся в сраме и гадости… Куся собиралась и ехала на улицу с обманчиво уютным названием Старый Гай, входила в вонючую темную квартиру и нередко спотыкалась о спящую на пороге незапертого дома гундосо храпящую Лику, меняла белье Валюше, кормила озверевшего от голода кота, выносила мусор, отмывала развалины сортира… На Лику она не тратила времени, ей важно было сварить жидкую кашу, покормить Валюшу и скорей, скорей бежать на воздух из этого ада, задавая себе один-единственный вопрос: когда же была пройдена эта точка невозврата, когда Лика еще могла остановиться, задержаться в человеческом образе жизни?.. Она не понимала, зачем ее мама столько лет давала Лике денег – ведь давала-то, получается, только на водку, вместо того чтобы попытаться ее вылечить и спасти, и безусловным оправданием для почившей мамы была мысль о том, что та самая точка была пройдена давным-давно, и мама очень старалась, но просто не справилась…

Так повторялось много раз, пока Кусе не позвонили из «Склифа». Незнакомый мужской голос сухо сообщал, что поступила больная Валентина Владимировна К., попытка суицида путем употребления уксусной кислоты. «И рука сломана, свежий перелом, похоже, упала бабуля», – добавил доктор. Руку, как выяснилось вскоре, маме сломала пьяная Лика. Как удалось Валюше, какие отчаянные силы помогли ей, беспомощной и полупарализованной, доползти до кухни и выпить смертельную жидкость – остается только гадать. Беременная третьим ребенком Куся потащилась в «Склиф», где полтора часа простояла, дрожа от холода, в каком-то подвале с другими замершими от горя родными суицидников-подростков. К этой фонящей ужасом и бессилием кучке людей вышел врач средних лет с серьгой в ухе. Устало глядя перед собой, он наткнулся взглядом на Кусин дынеподобный живот и закричал остервенелым истерическим криком: «Вон! вон отсюда! С ума сошла – ребенка сюда тащить! чтоб я тебя тут больше не видел! Что ты мне суешь, какой боржоми?! К кому ты?.. к К.?.. Не надо ей уже ничего, 80 % пищевода обожжено!!! пусть кто-нибудь другой, давай, двигай отсюда!!!» – и взашей вытолкал Кусю из подвала.

Валюша скончалась на следующий день. Куся с мужем занимались похоронами, Ликины подруги помогали. Лика в основном сидела во дворе, тупо глядя перед собой узенькими щелками опухших глаз, не просыхая ни на секунду. В крематории она заснула, и Кусин муж с еще одним человеком тащили ее в машину, отвозили домой, где ждала дальняя родственница Валюши, приехавшая из Орска и доселе не появлявшаяся, – она напоминала такого маленького кроткого коршуна или шакала, безусловно нацелившегося на квартиру, ибо Лике, по всеобщему мнению, оставалось недолго. Она, эта Инна, уверяла всех, что присмотрит «за деточкой», однако не выдержала и двух недель подле агонизирующей Лики, укатила в Орск, оставив на случай «как что уже случится» свой телефон Кусе.

Через несколько месяцев, под Новый год, Лика попала в больницу – какие-то сердобольные люди на улице вызвали «скорую», которая отвезла ее в 15-ю. Те же люди позвонили Кусе, которая недавно родила. Куся вошла в огромную, на четырнадцать человек, палату. Ликина койка стояла ровно посередине. Ярко-желтая трезвая Лика лежала, с интересом глядя вокруг. Она попросила Кусю поменять ей памперс. Куся ловко орудовала влажными салфетками, бегала мыть судно, а потом в коридоре все же дождалась врача, выслушала знакомые после деда слова «цирроз печени» и «вопрос нескольких дней». Куся вернулась в палату. Лика пила воду из бутылочки. Куся спросила Лику, не хочет ли она креститься. Та не ответила, уставившись в точку в районе Кусиного правого плеча. Тогда Куся пообещала, что вернется завтра со священником, заставила себя поцеловать Лику в лоб, тут Лика взяла ее за руку и потянула вниз, чтобы Куся села обратно.

– Ты Мурзилу моего покорми, пожалуйста, – тихо попросила Лика. – Он уже три дня там один. Инна обещала приехать, ей отсюда звонили, но… и ты знаешь что – в шкафу на полочке сверху – там возьми себе… давно лежит, все забывала тебе отдать.

Куся обещала, но про себя решила, что поедет к коту только после того, как отец Валерий, давний друг, совершит таинство. На следующий день они вместе с батюшкой ехали на его машине в больницу, Куся везла новую белую майку, полотенце и крестик из Иерусалима – ей казалось, что это таким образом похороненная там мама передает что-то своей несчастной подруге. Еще даже не войдя в палату, из коридора Куся увидела, что Ликина кровать пуста, на подушке остались пятна крови. Ой, что было, наперебой загалдели соседки, она вдруг вся винтом завертелась, стала кричать кому-то, чтобы ее не трогали, чтобы убрали когти, что ей больно – ну как же, не пила столько, психоз делириумовый начался, конечно, – ох крутило ее, ох билась она обо все и всех, кричала криком, а глаза зеленые, такие адские, такие жуткие, ой отмучилась без креста, сердешная, ну да бог с тобой, девочка, уезжай, у тебя делов-то поважнее полно, вон пятна на майке – молоко встало колом уже, небось!