Читать книгу "След в заброшенном доме - Александр Тамоников"

Метрах в сорока от него кого-то накрыло шелком. Абсолютно безграмотное приземление! Впрочем, незадачливый десантник выпутался и начал комкать свое хозяйство.

Это был Коровин, житель ни много ни мало города Москвы, мобилизованный в Красную армию в декабре сорок первого прямо со студенческой скамьи. Мама с папой расстреляны Советской властью. Парень физически развитый, за плечами сдача всех ступеней ГТО. Впрочем, прыжки с парашютом он тогда, по-видимому, прогулял.

Двое застряли в лесу, глухо ругались, избавляясь от парашютов. Еще четверых разбросало по полю. Там белели купола парашютов.

Федоренко облегченно вздохнул. Кажется, справились, никого не надо искать с собаками.

Собирались они в лесу, вблизи опушки, по условному сигналу фонарем. Островой и Лапченко курили, пряча в рукава папиросы «Казбек». Командиру группы пришлось прикрикнуть на них.

Минут через пять подтянулись остальные. Люди тяжело дышали. Парашюты с ранцами они утрамбовали в канаву, завалили ветками и прелой листвой.

– Медленно работаем, господа десантники, крайне медленно, – попрекнул их сквозь зубы Федоренко. – Все в порядке?

– Нормально, командир, – проворчал грузноватый Гусинский. – Только башка как картошка.

– Ты башкой вниз падал? – осведомился Гладыш, весьма склонный к ехидству. – Что же ты так неосторожно, Владимир Петрович?

– Да пошел ты!.. – буркнул Гусинский.

Гладыш что-то непринужденно засвистел.

– Слышь, музыкант! – одернул его Федоренко. – Ты свистелку заткни, пока я ее тебе не сломал.

– Яволь, командир, – согласился Гладыш и замолк.

В лесу стояла тишина. Как на сельском кладбище в безлунную ночь. Федоренко достал пистолет, сместился к опушке, пристроился за деревом. Неспокойно было на душе. Вроде тихо все, высадились удачно, а он никак не мог отделаться от безотчетной тревоги. Трусом Федоренко не был, психопатическими наклонностями не страдал, давно распрощался с честью, совестью, страхом смерти. Осталась лишь слепая ненависть к Стране Советов, в которой ему довелось прожить большую часть жизни.

На север простиралось картофельное поле, метров восемьсот открытого пространства. Далее осинники, березняки, прорезаемые тонкими тропками. До окраин Свирова километра четыре. Никаких признаков жизни, все совершенно спокойно.

Вскоре он вернулся к своей группе. Люди стаскивали рюкзаки, комбинезоны.

– Всем переодеться. Выступаем через пять минут. – Федоренко вскинул руку с командирскими часами, убедился в том, что было начало второго. – Перейдем южный лес, дальше разделимся. В город входим четырьмя группами, с разных направлений. О месте и обстоятельствах встречи, надеюсь, помните. Не забыли адреса?

Вопрос был риторический. Явки, пароли, ориентиры с адресами им были вбиты в головы накрепко, каленым железом не выжечь.

Переодевались они быстро. Федоренко, Островой, Гусинский облачились в форму капитанов Красной армии. Обмундирование было сложено так, что практически не помялось. Люди натянули сапоги, прицепили портупеи.

Абвер учился на своих ошибках. Новое, с иголочки обмундирование агенты теперь уже не получали. Это был явный повод для патруля заподозрить неладное. Офицерская форма была в меру состарена, ботинки и ремни потерты, погоны выцвели, пуговицы не сияли в лунном свете.

– Красавцы, нечего сказать, – заявил Гладыш, облачаясь в форму младшего сержанта подразделения связи.

Он с подозрением обнюхал засаленные рукава и спросил:

– Что, товарищи капитаны, пешком пойдем? По статусу вам вроде не положено. Мотоцикл в кустах господа из абвера не припрятали? Жалко-то как!

– Ага, «Мерседес» тебя поджидает с хромированным радиатором, – проворчал Бурлак, натягивая разношенные сапоги. – Ничего, не баре, пешком дойдем.

Федоренко в полумраке разглядывал свое войско. Тревога в душе улеглась, дышалось легче. Люди избавлялись от десантных шмоток, от всего, что могло их выдать. Трое – офицеры, двое – сержанты, остальные были в штатском. Лапченко, имевший сравнительно интеллигентскую внешность, нацепил на нос очки, предварительно протерев их полой пиджака.

– Все готовы, господа антикоммунисты? – Федоренко всматривался в лица своих подчиненных.

На краткий миг разошлись облака. Луна озарила опушку желтым светом и снова спряталась.

– Всегда готовы, командир, – с усмешкой ответил Островой. – Как юные пионеры.

– Пионеры юные, головы чугунные, – пропел Гладыш. – Через поле пойдем, Василий Витальевич? А мин там, случайно, нет? – осведомился диверсант и оскалился.

– Вот ты и проверишь, пустобрех, – огрызнулся Федоренко. – На открытую местность не выходим, будем двигаться вдоль опушки на восток, потом сменим курс. Пилоты не ошиблись. Мы находимся именно там, где и должны. Слева над лесом видна Куриная сопка. Это северо-восточные предместья Свирова, улица Кабельная. Пошли, болезные! – Федоренко махнул рукой. – Не курить, не разговаривать. Да по сторонам почаще смотрите, не с барышнями гуляем.

– Это СМЕРШ, вы окружены, не двигаться! – прогремел вдруг грозный голос.

Диверсанты впали в ступор, мороз пошел по их коже. Что за шуточки?

Но они вышли из оцепенения, когда командир группы взревел:

– Мочи коммунистов, мужики!

Все смешалось, началась неразбериха. Немецкие агенты разлетелись в стороны, выхватили пистолеты, начали наугад стрелять в темноту. Приказ не двигаться стал для них сигналом действовать ровно наоборот.

Темнота разразилась ответным автоматным огнем. Во мраке полыхнули вспышки, раздался оглушительный грохот. Кто-то покатился по склону ложбины, вскочил на четвереньки, дернулся к опушке.

Надрывал глотку Федоренко:

– Их мало, прорвемся!

Но диверсанты были заперты с трех сторон. Люди метались, заполошно кричали, не смолкали выстрелы. Приказ брать живыми уже не срабатывал. Как это сделать, когда по тебе бьют в упор?!

Лапченко взвизгнул, схватился за простреленный живот. Вторая пуля разбила вдребезги очки, раскроила череп. Он отлетел назад, сбил с ног Попелюка, пытавшегося выбраться из ложбины. Пули кромсали обоих, брызгала кровь.

Бурлак и Коровин бросились в темноту, ведя непрерывный огонь. Бежать на опушку – стать живыми мишенями. Они были набиты свинцом до отвала. Их трупы покатились обратно.

Василий Федоренко выл волком. Какая падла сдала?! Отправляться в плен к большевикам было выше его моральных принципов. Федоренко считал себя идейным, готов был пойти в услужение даже к черту рогатому, лишь бы он с таким же упоением ненавидел Советы.

Труп Коровина оказался у него под ногами весьма кстати. Федоренко рухнул, нашел неожиданную защиту за распростертым телом, загнал в рукоятку пистолета свежую обойму, передернул затвор. Какая-то нечеловеческая сила подбросила на ноги, он понесся в темноту. Похабная матерщина рвалась из глотки, палец давил на спусковой крючок.