Читать книгу "Ради тебя - Катерина Снежинская"

— Внучка его сестры. В смысле, сестры вашего дяди. То есть, внучка сестры покойного Крайта, — отмахнулся юрист. — Я требую, чтобы всё было по закону. Требую, слышите? Если нет распоряжений почившего, значит, я буду рекомендовать наследникам подавать иск…

— Кому из наследников будете предлагать? — елейно улыбнулся нотариус.

— Конечно, госпоже Арьере, так как по закону имущество переходит к племяннику, как наследнику первой очереди. А госпожа остаётся на бобах!

— А вы, дорогой мой, остаётесь без гонорара, — разулыбался нотариус. — Потому что вот тут у нас имеется бумажка, собственноручно подписанная господином Картом Крайтом. А в бумажке этой чёрным по белому обозначен отказ от своей доли наследования в пользу госпожи Арьере.

— Что? — отмерла Тиль. — Какой отказ?

— Вот и я говорю, какой отказ? — оживился адвокат. — Бумажке-то сколько лет?

— Но она действительна!

— А завещание огласили только сегодня, значит…

— Документ имеет закону силу!..

— Тут мы ещё посмотрим! В любом суде будет несложно доказать, что!..

— Это твои деньги и твой дом, — сказал Карт. И негромко, в общем-то, сказал, да и стоял он далековато, только Тиль всё равно услышала.

— Я не согласна, — почему-то тоже почти шёпотом отозвалась Тильда и головой помотала.

— Они твои, — повторил Крайт.

И вышел, прощанием ни себя, ни других не обременяя. Впрочем, он же заранее попрощался.

* * *

Дом встретил Тиль привычным некомфортом. Горничная, принимая пальто, не преминула губы поджать, осуждающе нахмуриться и вообще скроить постную физиономию. Короче, всячески продемонстрировать своё недовольство поздним хозяйкиным возвращением в родное гнездо. С кухни в холл тянуло чем-то острым и явно жирным, не по-вечернему тяжёлым: то ли тушёным мясом, то ли отбивными. Огни, конечно же, почти все были погашены. В коридоре хоть глаз выколи, лишь многозначительно приоткрытая дверь библиотеки золотилась щелью, проливая на отполированный паркет неровную лужицу света.

Тиль помедлила перед этой лужей, устало лоб потёрла, прижала холодные ладони к лихорадочно горящим щекам. На разговоры — бессмысленные, пустые, ни к чему не ведущие — никаких сил не осталось. Но полоска света перегораживала коридор, не давая одним шагом ступить в тёмное, мол: «Ты, конечно, сейчас можешь пойти в свою спальню и там до утра спрятаться, но завтра будет только хуже, уж поверь!»

Тиль заправила за ухо выбившийся из пучка локон, резко одёрнула жакет и коротко постучала в притолоку. Ответа, естественно, не последовало, пришлось ещё раз стучать.

— Входите, — отозвались рассеянно.

Господин Арьере даже в столь поздний час изволил работать, то есть просматривал вечернюю прессу. Вернее, собирал информацию, вот как правильно.

А для успешного анализа, как известно, требуется определённая атмосфера. Поэтому кресло хозяина — с высокой спинкой, с массивным подголовником, с накинутой на него салфеткой и неизменным саше, одуряюще воняющим лавандой — было пододвинуто к камину, в котором, несмотря на совсем не холодный весенний вечер, бушевал настоящий пожар. Ноги Арьере покоились на скамеечке, в подставке дымилась кадящая трубка, а на столике таинственно и многозначительно подмигивал гранями графин.

— Добрый вечер, — поздоровалась Тиль — тихо, будто надеясь, что супруг не расслышит.

Конечно же, надежда, если такая и имелась, была абсолютно пустой, как коньячный бокал, дующий пузо рядом с бутылкой.

— Не вижу в нём ничего доброго, — холодно отозвался муж, не удосужившись в сторону двери даже головы повернуть. — Спектакль оказался отвратительным. У этой певички никакого голоса, видит Небо, мяукает, как бездомная кошка. Да я и говорил Орни! Ну кто, скажите на милость, меняет основной состав в конце сезона? Мне кажется, что если я оплачиваю эксперименты этого безумца, то имею право голоса. Но Орни считает, что меценаты[4] — это бестолочи, обязанные просто давать ему деньги и молчать.

— А домашняя кошка мяукает музыкальнее? — ещё тише спросила Тиль.

— Что вы имеете в виду?

— Вы сказали, что певица мяукала, как бездомная кошка, — заботливо напомнила супруга. — Поэтому я и спросила: домашняя орёт музыкальнее?

— Ваши неуместные замечания способны свести с ума даже человека со стальными нервами, — раздражённо буркнул господин Арьере, встряхнув газету, сложил лист пополам. — И, между прочим, вы в курсе, который час?

— Половина десятого вечера, — послушно ответила Тиль, глянув на массивные напольные часы. — Я понимаю ваше возмущение, но, к сожалению, мне пришлось…

— Не думаю, что ваше оправдание будет правдоподобным, — муж выколотил погасшую трубку о край пепельницы, прочистил чашечку щёткой, небрежно вытер перепачканную сажей руку о белоснежный пластрон[5]. — Конечно, похороны дело хлопотное. Но, как мне кажется, закопать безумного, никому не нужного старика, догадавшегося наконец-то освободить от себя этот мир, не требует много времени. Не так ли?

На этот выпад госпожа Арьере отвечать не пожелала. Молча обошла стол, ведя ладонью по скользкой, чересчур тщательно отполированной столешнице, села в кресло, пристроила локти на подлокотник, а подбородок на сплетённые пальцы. Супруг глянул на неё недовольно и снова уткнулся в газету, делая вид, будто читает.

Дамы света, полусвета и совсем не света откровенно завидовали Тиль, а некоторые даже не пытались этого скрывать. Конечно, такого мужа подцепить нужно ещё умудриться! Богат, с умопомрачительными связями, из влиятельной семьи и красив, как само воплощение Неба: высок, строен, голубоглаз, волосы вьются картинными золотыми кольцами, да ещё тонкий ценитель искусств. Галантен, изящен, умён, может наизусть энциклопедию шпарить, а потом, не дав себе передышки, перейти на древние оды.

Вот только об одном эти завидующие дамы не знали: с таким совершенством жить невозможно. Ну невозможно — и всё. Не приспособлено оно, совершенство, для совместного существования. Слишком оно, совершенство, озабочено собственным перманентным самосовершенствованием и созданием идеала вокруг себя. И ещё оно, совершенство, скучно так, что не только зубы сводит, но и в животе урчать начинает.

— У меня имеется собственное объяснение столь позднему возвращению, — не подозревая о грешных мыслях горячо любящей супруги, продолжал токовать Арьере. — Не желаете услышать?

— Желаю, — кивнула Тиль.

— Охотно посвящу вас, — едва заметно скривил безупречные губы муж. — Это уже ни для кого не секрет, все газеты трубят, что само по себе возмутительно. Где же? «…похороны всеми уважаемого…» Уважаемого! — возмущённо фыркнул Арьере. — «… достойные люди… проститься… трогательную речь произнёс…» Да, вот! — супруг перегнул уже сложенную страницу ещё раз, отчеркнув ногтем строчку. — «Некоторую пикантность траурному мероприятию придало неожиданное появление господина Карта Крайта, командира нашей доблестной Золотой эскадрильи, блестящего офицера и, несомненно, бесстрашного героя. Неожиданным сие появление стало, прежде всего, для наследницы почившего Крайта, госпожи Арьере. По крайней мере, выше озвученная дама выглядела куда растеряннее, чем остальные гости». И как вам?