Читать книгу "Без своего мнения - Франклин Фоер"

Технологическим компаниям удалось добиться своей цели и изменить человеческую эволюцию. Мы все стали немного киборгами. Мобильный телефон превратился в продолжение нашей памяти, мы перепоручили основные мыслительные задачи алгоритмам, наши тайны хранятся на чужих серверах, и чужие компьютеры роются в них. Нам следует постоянно помнить, что мы сливаемся не с машинами, а с компаниями, которым принадлежат машины. Эта книга об идеях, ради которых существуют технологические компании, и о безусловной необходимости сопротивляться им.

Часть 1. Монополисты разума

Глава 1. Долина едина, и мир един

Прежде чем Кремниевая долина набрала силу, слово «монополия» было в Америке ругательством. Конечно, предприниматели стремились, чтобы их можно было назвать этим неприличным словом. Во все времена бизнес агрессивно добивался полного и абсолютного доминирования на рынке. Большинство современных учебников по экономике назвали бы это стремление здоровым и нормальным. Тем не менее монополия была культурно неприемлемой и политически опасной целью. За исключением нескольких компаний, которые можно считать предшественниками нынешних гигантов, в родной стране Томаса Джефферсона, привыкшей видеть в конкуренции лучшее средство от концентрации власти в одних руках, никто не решался даже произнести вслух эту задачу. И когда американское правительство в 1980-х гг. практически перестало противодействовать монополизации, компании по старой памяти продолжали отдавать дань благородному духу конкуренции.

Затем на свет появились технологические гиганты. Крупнейшие компании Кремниевой долины не просто стремятся к монополии как средству обеспечить доход. Их консультанты и теоретики не просто терпят гигантизм как факт экономической жизни. В огромных офисных комплексах к югу от Сан-Франциско монополия – предмет страстного вожделения, поднятая на знамя идея. Крупные технологические компании считают концентрацию власти в своих руках, а вернее, в контролируемых ими сетях, важнейшим общественным благом, необходимым условием всемирной гармонии, средством уничтожить взаимное отчуждение внутри человечества.

В приступе идеализма технологические компании могут прикрывать стремление к монополии напыщенной риторикой о правах человека и связях внутри человечества. Сильное оправдание масштабной задачи, возложенной ими самими на себя! Оно превращает рост их сетей в безусловную необходимость, их размер становится самоцелью. Эти компании стремятся избежать конкуренции, стать исключениями, чтобы ничто не мешало им реализовывать свой поистине трансцедентальный потенциал. Их опасная мечта опирается на такое твердое основание, потому что у нее длинная родословная. Стремление Кремниевой долины к монополии восходит, как ни странно, к контркультуре 1960-х гг., в которой оно родилось из самых лирических картин мира и любви. Если конкретнее, оно началось с некоронованного короля хиппи.

На дворе было начало 1960-х. Стюарт Бранд вел пикап сквозь рассеивающийся туман в северо-восточной части Сан-Франциско. На бампере красовалась наклейка: «Кастер умер за ваши грехи»[2]. В раскрытом вороте рубахи виднелись бусы. Граждане кислотного мира, для которых Бранд был путеводной звездой, называли его «свернутым на индейцах». Его роман с коренным населением Америки начался с приглашения пофотографировать резервацию Уорм-Спрингс для буклета, а закончился женитьбой на Луис Дженнингс из племени оттава. Для Бранда, сына директора рекламного агентства, коренные американцы стали откровением. Его отец, можно сказать, своими руками создал конформистский консьюмеризм 50-х, а индейцы были его живым, воплощенным отвержением.

Как и многие белые мужчины до него, Бранд нашел в резервации чувство настоящей жизни, столь явно отсутствовавшее в его каждодневном существовании. Резервация была убежищем, бастионом, упрямо отказывавшимся принять участие во всепланетной вакханалии разрушения и вместо этого крепко державшимся за «космическое сознание». Будучи в особенно хорошем расположении духа, Бранд как-то раз остроумно заметил, что «индейцы до такой степени явление планетарного характера, что оно имеет тенденцию превращаться в инопланетное». Чтобы пропагандировать ценности, обретенные в Уорм-Спрингс, он создал небольшую танцевальную труппу, выступавшую с мультимедийным шоу America Needs Indians («Америке нужны индейцы»). Насыщенное цветными огнями, музыкой и проецируемыми изображениями шоу было, по словам Бранда, «церемонией с пейотом, но без пейота».

Этот спектакль был одним из первых эпизодов в карьере Бранда как импресарио – причем определившего будущее технологий. Он обладал даром выражать духовные чаяния своего поколения и объяснять, как технология может дать ответ на них. Сначала его инструментом были книги и статьи, но ему эти жанры были хорошо знакомы. Позже он создал издание нового формата, где тексты таких же путешественников, как он сам, были связаны подобием гиперссылок. Задолго до TED он создал отличный инструмент для общения внутри группы.

Бранд вдохновил революцию в вычислительной технике. Инженеры по всей Кремниевой долине благоговели перед ним, ведь он мог простыми словами объяснить невероятный потенциал их работы, даже если они сами его пока не видели. У него появились убежденные последователи, так как он привнес идеализм в технологическую отрасль. Там, где политике не удалось преобразовать человечество, компьютеры могут и преуспеть.

Эта мечта о преобразовании мира, в которой технологии исцелят его язвы, а сам он будет объединен идеей мирного сотрудничества, обладает всем очарованием невинности. В Кремниевой долине ее пропагандировали десятилетиями. Даже самые прагматичные корпорации взяли ее на вооружение.

То, что начиналось как волнующая мечта о человечестве, соединенном в единую прозрачную сеть, стало основой монополии.

В руках Facebook и Google идеи Бранда превратились в предлог для установления всемирного господства.

Стюарту Бранду, прежде чем потрясти основы технологической отрасли, нужно было изменить 60-е. Как и многие другие истории до эпохи хиппи, эта в своем начале выглядела бесцельным блужданием. Закончив частную школу в Эксетере, а затем Стэнфордский университет, Бранд завербовался в армию. Его казарменный опыт закончился неудачно, но дал ему организационные и управленческие навыки. С тех пор они никогда не изменяли ему, даже когда он клал на язык «марку» с ЛСД. (Он начал принимать «кислоту» в 1962 году, когда ее можно было легально получить из медицинских лабораторий). Бранд великолепно справлялся с организационной деятельностью, представлявшей неразрешимую задачу для его длинноволосых друзей, например с арендой зала или освещением мероприятия в прессе. Даже когда он сошелся с писателем Кеном Кизи и его кружком «Веселых проказников», где наркотики были в ходу постоянно, он представлял «умеренное, думающее» крыло этой кислотно-яркой стаи неформалов – во всяком случае, так говорит Том Вулф в своей книге «Электропрохладительный кислотный тест», своего рода «летописи» возникавшей тогда контркультуры. Пусть Бранд носил цилиндр с цветком и говорил едкими афоризмами, внутри он оставался опрятным и аккуратным человеком, все дела которого разложены по папкам, а папки расставлены в шкафу в идеальном порядке.