Читать книгу "Миссия для чужеземца - Сергей Малицкий"

Против ожидания все закончилось быстро. Женщина в гробу, который стоял посередине странно чужой квартиры, показалась незнакомой. В уголках рта ее спокойного и даже как будто удивленного лица таилась боль. Сашка обнял бросившуюся к нему зареванную и осунувшуюся тетку, кивнул мелькнувшим знакомым лицам, взял стул и сел рядом. Но его как будто ждали. Затолкались плечами в дверях мужики с материной работы. Внизу у подъезда заурчал ритуальный желто-черный пазик. Возвысили голоса то ли искренние, то ли нанятые плакальщицы. Гроб проворно подняли, вынесли, постояли у подъезда, задвинули в недра автобуса, доехали до кладбища, накрыли крышкой, забили и опустили в черную землю, вынутую из-под снега. И Сашка, который против воли исполнял какую-то роль в отлаженном действе, ощущал себя лишним. Словно то, что должен был чувствовать при этом, пережил еще в поезде. Только когда над гробом занесли крышку и тень упала на и так затененное отсутствием жизни лицо, он вздрогнул. Показалось, что мать падает в пропасть. Падает, тянет к нему руку, а он не может двинуться с места. Сашка повел плечами, оглянулся.

— Сынок!

Тетка стряхнула с ладоней крошки холодной земли, обняла его, прижалась, уткнулась носом в солдатскую шинель.

— Сашка! Что ж теперь делать-то?

— Тетя Маша, как же так? — спросил Сашка.

Мартовский ветер был морозным и влажным одновременно. Он ощутимо обжигал затылок. Начинало ломить в висках, но Сашка не решался надеть шапку и только потирал уши замерзшими пальцами.

— Холодно, поди? — Тетка нахлобучила ему на голову ушанку. — Поехали. Вот так вот, Саша. Вот так вот.

— Как же так? — стараясь не поскользнуться на обледеневшей тропинке, продолжал Сашка. — Почему? Ведь все же было хорошо!

— Значит, не было, — вздохнула тетка. — Да, Сашенька. Дядя к тебе приехал.

— Какой дядя? — удивился Сашка.

— Да вот, — кивнула она на медленно идущего впереди них седого сутуловатого мужчину. — Илья Степанович, почитай двоюродный брат твоего отца.

— У отца не было брата, — не согласился Сашка.

— Выходит, что был, — вздохнула тетка. — Он ко мне в деревню приехал. Постучал. Смотрю, приличный мужик вроде. Спросил, здесь ли Арбановы живут. Я говорю, что жили раньше, а вот уже как пятнадцать лет назад переехали в город. Оставили, значит, одинокую свояченицу за домом присматривать. А я, говорит, Илья Степанович Иванов, двоюродный брат Николая Дмитриевича Арбанова. Ну я его и пустила. Сели, поговорили. Он документ показал. Паспорт. Рассказал, что в детстве бывал в этом доме. Что деда твоего помнит. Даже показал, как можно во дворе дверь с улицы открыть! На фотографиях старых назвал, как кого величают. Все помнит. Пацаном в деревне нашей бывал, оказывается. Ну я тащу его с собой на почту, звоню твоей матери на работу, говорю, что Колин брат нашелся. Она сначала удивилась, какой брат, спросила, а потом, наверное, вспомнила, потому что у нее дыхание перехватило. Мне потом с работы ее рассказывали, — плавно перешла на всхлипывающий тон тетка, — что она как сидела, так и повалилась с этим телефоном в руке на пол. Они там уже и «скорую», и все. Бесполезно. Сердце не выдержало! Видишь, как получается? — Тетка уже привычно скривила лицо, прижала к глазам мокрый платок. — Человек к нам с радостью ехал, а у нас-то горе!

Словно услышав, что говорят о нем, Илья Степанович обернулся, склонил голову, прижал ладонь к груди, поймал цепкими стариковскими глазами Сашкин растерянный взгляд и так же неторопливо пошел дальше. Сашка смотрел на его плавно покачивающуюся спину, слушал бессвязные теткины причитания и думал, что все могло быть причиной этой нелепой смерти, но только не предстоящая встреча с неожиданно объявившимся родственником. Скорее совпало сразу многое: и не до конца изжитая тяжесть потери Сашкиного отца, и неожиданный отказ сына поступать в институт, и его полугодовое отсутствие, и просто одиночество, и какое-то временное недомогание. Сашка перебрал в голове эти и еще какие-то возможные причины происшедшего и неожиданно подумал об очевидном: ничто не объясняло внезапного ухода мамы.

— Ну, — вздохнула, поправила на голове платок тетка, — Сашенька, куда ты сейчас? Домой? Поехали ко мне. Полежишь, отдохнешь, поплачешь. Поехали? Вот Илья Степанович довезет нас.

Дядя стоял возле старой «Волги» и печально ждал окончания разговора. Сашка посмотрел на машину, на тетку, оглянулся туда, где на глубине полутора метров осталось то, что совсем недавно было его матерью, и покачал головой:

— Нет, тетя Маша. Я домой. Я завтра с утра к вам приеду. Мне домой сейчас надо. Хорошо?

— Так мы подвезем тебя! Саша!

— Не надо! — крикнул Сашка и запрыгнул в подошедший автобус. — До свидания!

Дорога уходила вниз по склону и исчезала в чаще. С высоты лес казался обычным, но внимательный наблюдатель замер бы в восхищении. Дорога, на которой в былые времена, без сомнения, могли разъехаться две повозки, превращалась на краю леса в узкую ленту, но даже сверху были различимы чудовищные, в несколько обхватов, стволы. Лес подступал к началу склона и продолжался до горизонта. Далеко впереди над зеленым маревом угадывались массивы остроконечных гор, если только это не были тяжелые облака. Склон ощетинивался сухой травой, обильно усыпанной колючками. Да и сама дорога была всего лишь аккуратно расчищенной от скудного грунта и отшлифованной временем, ногами и колесами поверхностью горы. Серым и безжизненным камнем. Дорога лежала в ложбине, и, стоя на ней, нельзя было увидеть границы склона. Чем дальше в гору, тем больше дорожное русло напоминало ущелье, которое на некотором отдалении превращалось в узкую щель. Она вертикальной линией прорезала надвое нависшую над путником каменную громаду и слепила лучами восходящего светила. Почти ни звука не раздавалось вокруг. Только слабое журчание придорожного ручейка, гаснущего в валунах и колючках, звенело в ушах…

Сашка не мог разгадать смысл видения. Он всматривался в чащу, в небо, в кручу горы, пытаясь понять, ради чего, начиная со дня смерти отца, этот сон повторялся и повторялся. Сашка уже знал, что спуститься к лесу невозможно. С каждым шагом ощущение опасности придавливало к дорожному полотну, вскоре вовсе лишая способности передвигаться. Так же он не мог и подняться в гору, потому что свет, проникающий из ущелья, начинал слепить. Сашка останавливался и просыпался. Попытки преодолеть один из отвалов ложбины тоже не приводили ни к чему. Колючки вцеплялись в одежду, пальцы соскальзывали с камня, ноги застревали в расщелинах. В этот раз он стоял и думал. Наконец решил, что стоит попытаться идти вверх, опустив или закрыв глаза. Главное — не смотреть на слепящие лучи.

Поднявшись на десяток шагов, Сашка остановился. Впервые ему показалось, что журчание поблескивающего среди травы ручья сделалось громче. Он шагнул в сторону и почувствовал, что против ожидания трава не цепляется шипами за одежду, а покорно пружинит под ногами. Она словно хотела, чтобы он шел именно в эту сторону. Сашка сделал еще несколько шагов и остановился у отвала, точнее — у начала ущелья, хотя здесь стена была невысока, едва ли много больше человеческого роста. Падающий с уступа ручей обдал ледяными брызгами. Сашка нагнулся, оперся ладонью о стену, глотнул, утоляя жажду, и замер. Пальцы ощутили искусственную поверхность. Он отнял ладонь и увидел прямоугольную нишу. Ступеньку. Отступил назад и заметил такую же нишу на метр выше. Каменный уступ, удобный, чтобы ухватиться за него при подъеме. Еще одну нишу почти на гребне. И, понимая, что разгадка близка, прильнул к стене, ухватился за камень, как вдруг почувствовал чье-то присутствие. Кто-то был рядом. Враждебный, но одновременно безразличный, как зверь, который ищет жертву для пропитания. Зверь, обладающий разумом.