Читать книгу "Приговор любви - Люси Гордон"

– Правда ли, что полицейские отказались от повторного расследования?

– К ним и обращайтесь.

– Вы хотите сказать, что получили отставку?

Внезапно Дэниэл ощутил себя загнанным зверем, на которого натравили свору собак. На душе у него стало совсем скверно, он сел в машину, пытаясь забыть о настырных журналистах и сдержать приступ бешенства. Но вот репортер забарабанил по стеклу – последняя капля переполнила чашу его терпения.

Дэниэл опустил боковое стекло.

– У-би-рай-тесь прочь, – прошипел он так зловеще, что перепуганный репортер отскочил в сторону.

До дому Дэниэл добрался без происшествий. Бросив взгляд на крыльцо, он с облегчением вздохнул: кучка журналистов, превратившая его вчерашний день в кошмар, исчезла. Но не успел он выйти из машины, как человек, будто бы чинивший дорогу, преградил ему путь.

– Не хотите сделать заявление для прессы, инспектор?

Дэниэл ругнулся и ногтями схватил журналиста за ухо.

– Хочу, – подозрительно мягко сказал он. – Слушай внимательно: даю тебе две секунды, чтобы убраться отсюда подобру-поздорову, не то придется дать тебе хорошего пинка под зад!

Дэниэл разжал пальцы, и журналист мгновенно испарился.

На вопрос Дженис, где Меган решила поселиться, она ответила просто:

– Там, где меня никто не найдет.

Она остановила свой выбор на грязных меблированных комнатах в одном из мрачных районов Лондона. Квартира состояла из спальни, одновременно служившей гостиной, крошечной кухни и ванной комнаты размером с почтовую марку. Помещение едва ли больше тюремной камеры, где я отбывала срок, невесело подумала Меган.

Было трудно свыкнуться с нынешним положением: у нее забрали все, чем она прежде так гордилась, – честное имя и, что было особенно больно, ее маленького мальчика, ее сына. Пока Меган не знала, что предпринять, как вернуть отнятое у нее материнское счастье.

В тот же день она попыталась дозвониться бывшему мужу, но безрезультатно: дома трубку поднимала его мать, а в офисе секретаршам строго-настрого запретили соединять босса с его бывшей женой. В промежутках между этими звонками Меган сидела, уставившись в одну точку, и думала, думала, искала выход, чувствуя, как сердце разрывается от боли и безысходности.

Порой мысли Меган путались и перед глазами вдруг всплывало лицо Дэниэла Келлера – жестокое, мрачное. Охваченный пафосом обвинения, он был непреклонен в своем желании уничтожить ее. От ненависти у Меган едва ли не мутилось сознание.

Она включила телевизор, программа новостей как раз передавала ответ Келлера на вопрос журналиста о том, что он чувствует в связи с ее освобождением.

– Ничего.

Его равнодушие потрясло Меган.

– Конечно, еще бы! – в ярости крикнула она его изображению на экране. – Разве тебя волнует чужая боль?!

Но, узнав, что его уволили из полиции, она почувствовала что-то вроде удовлетворения – и тут же с неожиданной для себя горечью подумала: не будь наивной, Меган, как только шумиха уляжется, его примут обратно. В этой истории пострадала одна ты…

Ее первая ночь на свободе была ужасной, Меган преследовали кошмары, и в конце концов, она проснулась от собственного крика. Кто-то из встревоженных жильцов постучал в ее дверь, желая удостовериться, все ли у нее в порядке, после чего Меган не решилась снова заснуть, боясь перебудить весь дом. Ей необходимо было остаться неузнанной, чтобы обрести хотя бы недолгий покой. Так, то и дело задремывая и тут же заставляя себя просыпаться, Меган встретила рассвет.

Была ранняя весна. Но не изумрудно-зеленая, несущая надежду на обновление, а сырая и промозглая, больше похожая на продолжение зимы. Затянутые тучами небеса низвергали на землю потоки воды, которые стучали по подоконникам, хлестали тугими струями в окна, проникали сквозь растрескавшиеся рамы, и тогда на полу в квартирке Меган натекали небольшие лужицы. Дожди все шли и шли… и не было им конца и края. Порой шум падающей воды был так силен, что заглушал остальные звуки.

На четвертый день, вечером, когда Меган уже разделась и собиралась лечь спать, в дверь постучали. Зевнув, она шагнула к двери и замерла – уж не почудилось ли ей? Дождь на время затих, и она совершенно отчетливо услышала стук.

– Кто там? – помедлив, спросила она.

– Миссис Андерсон? – донесся приглушенный мужской голос.

– Кто вы? Если репортер или газетчик, то уходите.

– Нет, я не репортер… – Мужчина колебался. – Я Дэниэл Келлер.

Гнев волной захлестнул Меган, она настежь распахнула дверь и оказалась лицом к лицу с ненавистным противником.

– Убирайтесь прочь! – яростно выпалила она. – Как вы посмели явиться сюда? – Ее голос сорвался на хриплый крик. – Мало вы мне причинили горя? Мало?!

Дэниэл решительно ступил на порог.

– Мне нужно поговорить с вами, – сказал он.

– Зато мне не нужно! – воскликнула Меган. – Вы не находите, что все изменилось, что я уже не обязана часами торчать в полицейском участке и, хочется мне того или нет, отвечать на ваши идиотские вопросы?! Теперь я свободна. Я вышла из проклятой тюрьмы, куда засадили меня вы, сбив судей с толку своими ложными обвинениями. Я свободна, слышите, свободна, и имею полное право послать вас ко всем чертям! Убирайтесь!

Дэниэл колебался, не зная, стоит ли применить силу, чтобы войти. Тем временем пронзительные крики Меган подняли на ноги весь этаж, любопытствующие жильцы выглядывали из дверей по обе стороны обшарпанного коридора.

– Прошу вас, позвольте мне войти, – продолжал настаивать Дэниэл.

– Я же сказала, убирайтесь! – Меган навалилась на дверь, но та не поддавалась и не желала закрываться, противник был куда сильнее. Дэниэл резко толкнул дверь, и Меган, не выдержав напора, поспешно отпрянула в сторону в страхе, что он может коснуться ее. – Да что же это? – задыхаясь, вымолвила она. – Вы не понимаете слова «нет»? О, да, я вспомнила, конечно, не понимаете! Когда-то, три года назад, я часто говорила вам «нет». Нет, я не убивала Генри Грейнджера. Нет, я не знаю, кто это сделал. Нет, я не лгу. Нет, нет, нет. Но вы не слышали, вы продолжали изматывать меня, надеясь бесконечными допросами выбить нужное вам признание. Вы были так уверены в своей правоте, что, хотя я и отказывалась признать за собой вину, не моргнув глазом отправили меня в тюремную камеру!

– Неправда, я…

– Замолчите! – взорвалась Меган. – Вы погрязли во лжи. Эта ложь отняла у меня три года жизни. Эта ложь отняла у меня сына!

Неожиданно ее ярость иссякла. Порывистая и неуравновешенная по природе, Меган никогда не обладала большой выносливостью, и в дни, когда суд пересматривал ее дело, когда решалась ее дальнейшая судьба, она держалась на одном нервном напряжении. Сейчас она вышла на свободу, но источник ее сил оставался все тот же. Это было похоже на американские горки – то взлетаешь вверх и ощущаешь, как энергия разливается по всему телу, то стремительно падаешь вниз и тогда от слабости едва держишься на ногах. Секунду назад она была объята праведным гневом, а теперь чувствовала себя потрепанной тряпичной куклой.