Читать книгу "Безжалостный - Дин Кунц"

Вот и сегодня она склонила голову и изучала меня, точно так же, как антрополог изучает представителя первобытного племени, выполняющего какой-то загадочный ритуал.

Может, ее потрясла моя способность пользоваться таким сложным устройством, как мягкая пластиковая бутылка, из которой содержимое выдавливается через отверстие, закрывающееся откидываемой крышкой. Действительно, по части инструментов и машин репутация у меня не очень.

К примеру, мне больше не разрешают менять спустившее колесо. Если такое случается, я должен позвонить в автомобильный клуб, а по прибытии механиков отойти в сторону и ждать, пока они закончат работу.

Я не буду объяснять, в чем причина подобного, потому что история эта не особенно интересная. А кроме того, когда я доберусь до той части, где речь пойдет об обезьяне, одетой в униформу оркестранта, вы подумаете, что я все это выдумал, хотя мой страховой агент может подтвердить – это чистая правда от первого до последнего слова.

Бог одарил меня писательским талантом. Он не подумал, что мне также понадобятся навыки по ремонту реактивного двигателя или строительству атомного реактора. Кто я такой, чтобы ставить под сомнение замысел Божий? Хотя… приятно, конечно, хоть раз взять в руки и использовать по назначению молоток или отвертку, избежав при этом последующего визита в травмопункт.

Так или иначе, едва я поднес ко рту первый кусок промасленной оладьи, зазвонил телефон.

– Третья линия, – прокомментировала Пенни.

Третья линия – мой деловой номер, который знают только мои редакторы, издатели, агенты и адвокаты.

Я положил вилку с наколотым куском, встал и сдернул трубку настенного телефона на четвертом звонке, прежде чем звонящего переключили на голосовую почту.

– Кабби, ты прелесть, – звонила Оливия Косима, мой редактор. – Я слышала от пиарщиков, что радиоинтервью получились просто блестящие.

– Если блестящие означает, что выставлял я себя на посмешище реже, чем сам ожидал, тогда их можно так назвать.

– Каждому писателю время от времени приходится выставлять себя на посмешище, дорогой. Но ты уникален, потому что не показал себя полным идиотом.

– Я над этим работаю.

– Послушай, дорогой. Я только что отправила тебе по мейлу три главные рецензии, которые появились этим утром. Первой прочитай ту, что написал Ширман Ваксс.

У меня перехватило дыхание. Ваксс рецензировал книги в ведущей общенациональной газете. Его боялись, а потому уважали. Ни один из моих прежних романов он не рецензировал.

Эту газету я не выписывал, а потому не читал рецензий Ваксса. И тем не менее знал, что в этой стране он самый влиятельный литературный критик.

– И? – спросил я.

– Почему бы тебе сначала не прочитать рецензию? А потом мы поговорим.

– Хорошо.

– Он отдает предпочтение занудному минимализму, Кабби. И в твоем романе ему не нравится именно все то, что обожают читатели. Такая рецензия только увеличивает продажи.

Я отвернулся от телефона. Пенни сидела за столом и держала вилку и нож так, будто это не столовые приборы, а смертоносное оружие. Прослушав мою часть разговора с редактором, она почувствовала угрозу благополучию нашей семьи и вооружилась для боя, как Брунхильда, каковой она когда-то была.

– Что? – спросила она.

– Мою книгу отрецензировал Ширман Ваксс.

– Это все?

– Она ему не понравилась.

– Да что тебе до этого г… гавика, – она глянула на Майло, прежде чем закончить фразу, и заменила ругательство придуманным на ходу словом. А потом еще дальше ушла от ругательства. – Летающего гавика.

– Летающий гавик – это кто? – спросил Майло.

– Что-то вроде белки, – ответил я, зная, что мой необычайно одаренный сын биологией не интересуется.

– Я думаю, что книга потрясающая, а более искреннего критика у тебя нет и никогда не будет.

– Да, но тысяч двести человек читают его рецензии.

– Никто не читает его рецензии, за исключением придурковатых любителей обидных фраз, не имеющих никакого отношения к содержанию книги.

– То есть у него есть крылья? – спросил Майло.

Я повернулся к нему.

– У кого есть крылья?

– У летающего гавика.

– Нет. У него воздушные мешки.

– Сделай себе одолжение, не читай эту рецензию, – посоветовала Пенни.

– Если я не прочту, то не узнаю, что он написал.

– Именно об этом я и толкую.

– Что значит воздушные мешки? – спросил Майло.

– Надуваемые полости под кожей.

– Какая-нибудь рецензия, хорошая или плохая, меняла твой стиль?

– Разумеется, нет. Я же не флюгер.

– Вот и от прочтения этой пользы не будет никакой.

– Так он не летает, – указал Майло. – Он… должно быть… просто плывет по воздуху.

– Он может летать, – настаивал я.

– Но с воздушными мешками, без крыльев… это белка-дирижабль.

– Дирижабли летают, – возразил я. – У них есть двигатель и большой пропеллер, расположенный позади пассажирской гондолы.

Майло сразу нашел слабину в моей аргументации.

– У белок таких двигателей нет.

– Нет, но, надув воздушные мешки, гавик очень быстро перебирает лапками, как пловец, и толкает себя вперед.

Морда Лесси оставалась бесстрастной, словно у профессионального игрока в покер, но я знал, что мои доводы касательно летающего гавика ее не убедили.

Впрочем, не купился и Майло.

– Мамик, он опять это делает. Папуля врет.

– Он не врет, – заверила его Пенни. – Упражняет сильное и гибкое писательское воображение.

– Да? И чем же это отличается от лжи?

В ожидании ответа Лесси наклонилась вперед и повернула голову к своей хозяйке.

– Ложь причиняет людям боль, – объяснила Пенни. – Воображение добавляет в жизнь веселья.

– Вот и сейчас воображение рисует мне такую веселую картину – Ширмана Ваксса атакует заболевший бешенством летающий гавик и убивает его.

– Плюнь и разотри, – посоветовала Пенни.

– Я сказал Оливии, что позвоню ей, когда прочитаю рецензию.

– Не читай, – настаивала Пенни.

– Я обещал Оливии, что позвоню ей.

Жуя оладью, Пенни печально покачала головой.

– Я уже большой мальчик, – напомнил я ей. – Рецензия меня не сломает. Я должен ее прочитать. Не волнуйся… мы над ней еще посмеемся.

Я вернулся в кабинет и включил компьютер.