Читать книгу "Монстролог. Дневники смерти (сборник) - Рик Янси"

– Дядюшка Абрам прав в одном: репутация для этих людей – самое главное. С учетом этого можно сказать, что Черная Рука – недопустимое, немыслимое для бандитов в нарушение этикета. Ведь каморра в неоплатном долгу перед доктором Уортропом.

Она сразу поняла мой намек.

– То есть это подстроено? Но почему? И кем?

– Почему понятно – причин может быть тысяча и одна. А вот кем – это я надеюсь выяснить в самое ближайшее время, пока не стало слишком поздно… если уже не слишком поздно.

Она задохнулась.

– Доктор Уортроп…?

– И вся вина целиком и полностью ложится на итальянцев. Вот почему «почему» может оказаться не столь уж и очевидным, Лили. Что, если дело тут вовсе не в наживе, а просто кто-то прикрывает убийство?

Мы уже съели закуски и большую часть первого блюда, а она все молчала: ломала голову над моими аргументами – искала в них уязвимое место, я не сомневался.

– Откуда автор письма узнал, что Уортроп обратится в каморру? – спросила она наконец.

Я одобрительно кивнул. Ей удалось вытянуть из запутанного клубка этой аферы самую главную ниточку. Красное – не синее, неизвестно почему подумал вдруг я.

– Точно! Автор письма наверняка знал о намерениях Уортропа. Поэтому, когда доктор отправился к сицилийцам, за ним пошли, и его похититель – или убийца – мгновенно придумал, как подставить Компетелло, или…

– Или он все знал заранее и похитил доктора прежде, чем тот добрался до Компетелло…

– Или уже после, значения не имеет.

– Кто знал, куда он отправляется? Кому он говорил?

– Мне не говорил. Знал дядя Абрам.

– Кто еще?

Я покачал головой.

– Он мог рассказать Пелту – хотя вряд ли. Акоста-Рохасу или Уокеру он уж точно ничего не говорил.

– Но мог сказать дядя. – Она горестно покачала головой. – С возрастом он стал так разговорчив. Если мы ищем предателя, то я бы сделала ставку на Уокера.

– Это не Уокер.

– Откуда тебе знать?

Я посмотрел в свою тарелку и ничего не ответил.

– Как бы то ни было, сегодня вечером мы все узнаем. Конечно, может оказаться, что за всем стоит банда Пяти Углов, хотя, на мой взгляд, слишком уж сложная афера для шайки обычных уличных грабителей.

Она кивнула и тоже уставилась в тарелку.

– В чем дело? – спросил я. – Лили?

К моему удивлению, она едва ли не прыгнула на меня через стол и стиснула мою руку в своих.

– Не стану говорить тебе «не ходи», – знаю, ты все равно пойдешь, что бы я ни сказала, – но не будь, по крайней мере, безрассуден.

Я засмеялся, чтобы снять напряжение – в том числе свое.

– Безрассуден? Я слышал, безрассудство возможно в любви – и даже необходимо, – но только не в монстрологии!

И я поднес к губам ее руку.

Глава шестая

Лобби отеля «Плаза», четверть шестого вечера, курьер опаздывает.

А может, и нет.

Пожилая пара, оба одеты для вечернего выхода, болтают с портье. Собираются в оперу. Просят порекомендовать хороший ресторан, желательно рядом с театром. Мужчина держится с достоинством: судя по его костюму, кошелек у него на хорошей подкладке, акцент выдает уроженца Среднего Запада. Жена тоже недурна собой – статная, кровь с молоком, – как и полагается уроженке прерий. В Нью-Йорке оба впервые.

Я сижу напротив, у выхода, на пухлом викторианском диване; он довольно далеко от камина, так что я ощущаю лишь намек на тепло. В руках у меня тот самый номер «Геральд», что был у мистера Фолка накануне. И я уже четырежды прочел одну и ту же статью. В моем правом кармане лежит револьвер доктора, в левом – нож с пружинным лезвием, который я забрал у трупа без лица в Монстрариуме.

– Но этот ресторан далековато, не так ли? А у меня, понимаете ли, нога болит. Старая боевая рана.

Внешне я абсолютно спокоен; внутри у меня все кипит. Когда они наконец уберутся в свою оперу? Курьер, наверное, тоже мешкает за дверью, дожидаясь, когда они уйдут. Да и мне не терпится.

Не тут-то было – теперь старик принялся рассказывать клерку историю своего ранения. Он получил его весной шестьдесят четвертого в Колд Харбор; генерал еще тогда воскликнул: «Это не война; это убийство!»

Клерк нервно хихикнул в ответ, но пожилой джентльмен обиделся и с достоинством удалился. Выходя, он прохромал мимо меня, ведя в поводу свою дородную женушку и цокая тростью по мраморным плитам пола. Клерк встретился со мной взглядом и пожал плечами. «Старый псих», – было написано у него на лице, и мне вдруг захотелось взять револьвер и пулей стереть эту самодовольную ухмылку с его пухлого лица. Что он вообще знает о войне – или об убийстве, если на то пошло?

Не прошло и минуты, как дверь распахнулась, и черноволосый коротышка прошел мимо меня, направляясь прямиком к стойке. Они с портье не обменялись ни словом, только толстый белый конверт перекочевал из рук в руки. Коротышка засунул его за пазуху и отбыл так же поспешно, как и появился: подбородок вперед, не глядя по сторонам. Меня он вряд ли заметил.

Я, намеренно громко шурша газетой, свернул ее, бросил на стол перед диваном, встал, кивнул клерку, который кивнул мне, – не исключено, что я все-таки пристрелю его позже, – и вышел на улицу, где сгущались сумерки, сновали автомобили, развозя людей по домам, театрам и ресторанам, и наступала оттепель. День испускал последний вздох, но это была не агония, а горестный шепот девушки, отвечающей слишком настойчивому возлюбленному.

Черноволосый коротышка быстро шагает по тротуару к парку. Вот он проходит мимо крупного человека в извозчичьем пальто и широкополой шляпе. Тот изучает таблицу забегов и курит сигару. На коротышку он не обращает внимания, зато смотрит на меня, и я киваю.

Мистер Фолк швыряет сигару в канаву, таблицу сует в карман. Пропустив нескольких пешеходов, он идет за коротышкой с пухлым конвертом в кармане пиджака. Я пристраиваюсь за ним.

Мы сворачиваем в парк, и меркнущий свет дня, не заслоненный здесь широкими кирпичными плечами домов, омывает все кругом: и прозрачные осенние деревья, протягивающие к небу свои лишенные украшений руки, и аллеи со скамейками, на которых сидят люди, наслаждаясь последними лучами солнца, нежными, точно щечка ребенка, и влюбленные парочки, которые прогуливаются, отгородившись ото всех сверкающим коконом страсти, согретые обоюдным желанием, связанные невысказанными обещаниями в обертке бархатистого смеха.

Черноволосый коротышка задерживается, чтобы купить газету у мальчика. Пухлый конверт выскальзывает из кармана пиджака и падает к его ногам на дорожку, пока тот роется в карманах в поисках мелочи. Мальчишка наклоняется, поднимает конверт, сует его в газету и снова подает черноволосому. Все занимает секунд тридцать, пока мистер Фолк раскуривает очередную сигару. Проходя мимо, я на ходу шепчу ему: