Читать книгу "Хирургия мести - Марина Крамер"

— А ты кого ждала?

— Неважно… Стась, если ты просто поболтать, то перезвони попозже, а?

— Важный звонок?

— Ну, точно важнее, чем просто переболтушки, — господи, зачем я это сказала? Но было уже поздно.

Стаська сбросила звонок, и все мои попытки тут же перезвонить и извиниться разбились об автоматическое «абонент отключил телефон». Обиделась…

Павел так и не позвонил.

Я просидела дома до глубокой ночи, даже за молоком не вышла, завтра придется пить кофе с сухими сливками, чего я не люблю. Но я боялась оказаться не дома, когда Павел позвонит — вдруг бы он захотел приехать.

Со мной никогда не случалось такого — чтобы влюбиться в человека, с которым едва знакома и виделась всего раз десять. Но в Павле я почувствовала родную душу, человека, которому можно довериться, с которым у меня возможно какое-то иное будущее, чем с Захаром.

Он не позвонил, не приехал…

Я провела бессонную ночь, мучаясь догадками и в глубине души чувствуя вину перед Стаськой за то, что так грубо ей ответила.

Телефон у нее был выключен, так что извиниться я не могла, и это тоже расстраивало. Надо же, как опять все разом навалилось…

Утром неожиданно приехал Захар, открыл своим ключом, и я испугалась — об этом совсем не подумала, а вдруг бы у меня остался Павел, тогда что? Хотя… наверное, так и лучше было бы — ничего не надо объяснять. Но Захар и так никаких объяснений не хотел, он приехал за какими-то книгами, которые долго искал в шкафу.

Со мной только равнодушно поздоровался, скорее по привычке.

Меня это задело:

— Я что, пустое место?

— Ты что-то сказала? — пробормотал он, не переставая перебирать книги на полке.

— Ничего.

Я заперлась в ванной и просидела там до тех пор, пока Захар не ушел.

Телефон молчал по-прежнему, Стаська тоже не подключилась.

Старый ее номер был заблокирован, и я совершенно не представляла, как теперь с ней вообще связаться. Только ждать, когда сама позвонит. Опять ждать.

Я только и делаю последние десять лет, что постоянно чего-то или кого-то жду. И при этом все равно никому не нужна.

Подруга обиделась, муж ушел, кавалер пропал. Даже мама не звонит второй день.

Если я умру в этой квартире, меня даже не сразу хватятся — если только Захару срочно понадобится что-то, и он приедет из пригорода.

Эта мысль оказалась совершенно невыносимой, и я заплакала от жалости к себе. Как же это страшно — быть живой, но никому не нужной…

Павел не позвонил ни вечером, ни на следующий день, и я перестала ждать звонков, решив, что сама тоже не позвоню.

Значит, не судьба.

Но внутри все равно теплилась надежда — ну ведь не мог человек говорить такие слова просто так, чтобы забить паузу в разговоре… Нет, так не бывает. Просто он занят — или что-то случилось.

Станислава

…— а вы всегда занимались тем, что хотели? — психолог сегодня не сидел в кресле напротив меня, а расхаживал по кабинету, стараясь не смотреть мне в глаза.

Я, конечно, извинилась за вчерашнее и увидела, что он благодарен мне за это, хотя и старается не подать вида.

Сегодня Иван Владимирович решил построить разговор иначе и зашел с другой стороны, обратился к моей профессиональной деятельности.

Я старалась быть все время начеку и не сболтнуть лишнего, старалась аккуратно строить фразы и говорить ровным голосом.

— Конечно. Мне нравилось писать, я и в школе этим занималась.

— И никаких других вариантов не рассматривали?

— Нет. Я хотела быть журналистом, а не актрисой или певицей. Кстати, даже хорошо, что не певицей, правда? — пошутила я, стараясь, чтобы это выглядело непринужденно. — С таким голосом, как сейчас, я бы быстро работы лишилась. И психологические проблемы, наверное, посерьезнее были бы, да?

— Что вы имеете в виду?

— Ну, когда у тебя теряется возможность делать то, о чем ты всегда мечтала, наверное, тяжело это принять? А артисты — люди экзальтированные, склонные к преувеличению, так ведь?

— Творческие люди, как правило, все в той или иной степени подвержены этому. Разве у вас не бывает кризисов? Моментов, когда не пишется? Или когда вы себя заставляете, потому что надо?

Я чуть было не ляпнула, что последние несколько лет могу позволить себе писать только то, что хочу, и устанавливать сроки, которые удобны мне, но вовремя прикусила язык.

Я не стремилась афишировать в клинике истинное положение вещей, не хотела, чтобы кто-то знал, что имя мое довольно известно — к счастью, фамилия распространенная, а для кое-каких расследований я и вовсе использовала несколько псевдонимов.

— Конечно, — медленно кивнула я. — Но в такие моменты мне хорошо помогает зарядка и горячий крепкий кофе.

Это было чистое вранье, и, будь психолог чуть внимательнее, он бы сразу это понял.

В моменты, когда у меня «не шел» текст, я становилась настоящей фурией, могла методично переколотить чашки, переломать все стоящие в стакане на письменном столе карандаши, изорвать в клочки все бумаги, подвернувшиеся под руку.

Алексей, заставший меня однажды в такой период, никак не мог поверить, что подобное вообще возможно.

Мне потом было очень стыдно, но только такие вспышки давали мне возможность расслабиться и настроиться на нужный лад.

— Нужно поискать знакомых на складе посуды и канцтоваров, — смеялся потом Алексей. — Если ты будешь уничтожать все в таких масштабах, нужно где-то это снова пополнять.

Но этого я психологу, понятное дело, рассказывать не стала.

— Скажите, Станислава, вам никогда не хотелось замуж? — вдруг спросил психолог, рассчитывая, видимо, застать меня врасплох внезапной сменой темы.

Я чуть не рассмеялась — как ребенок, ей-богу, ну что за вопросы…

Неужели он считает, что меня можно сбить вот таким поворотом?

Я привыкла разговаривать с такими людьми, что рядом с ними несчастный Иван Владимирович просто беззубый котенок.

Когда берешь интервью у человека, за плечами которого порядка пяти организованных убийств и еще много всего интересного, то быстро учишься реагировать на слова и быть начеку.

— Замуж мне никогда не хотелось, иначе я непременно бы там побывала.

— А почему?

— Ролевая модель такая была, — с улыбкой отозвалась я. — Воспитывалась в однополой семье — мама и бабушка.

— А отец?

— Отец умер, когда мне было три года, я его совсем почти не помню. Мама замуж больше не вышла, не хотела, чтобы чужой человек меня воспитывал. Так что я с детства привыкла не рассчитывать на мужчину.